На семи ветрах

Машкова Наталья

Муж Тай вёл себя, как ягнёнок, с теми, кто допекал его. Квадр с женщинами, которые доставали его своим вниманием. Он был так терпелив с ними… И с ней тоже… Почему тогда она дёргала его? Может быть, из-за обиды, что не замечает её? Да какое там! Обходит, будто она чумная!

Обычно, она спокойно относилась к тому, что ведающих боялись или презирали. Что взять с дураков? Сейчас было больно. Так больно, что она никак не могла заткнуться и несла всю эту чушь, про срамные хвори командира дормерцев.

Конечно,

все понимали, что это шутка. Тем более, никто и никогда не видел, чтобы он приходил к ней на консультацию. На неё посматривали подозрительно. Может быть, жалели. Что может быть более жалким, чем женщина её возраста и положения, влюбившаяся, как девчонка?

Хуже могло быть только, если бы она стала бегать за ним, как все эти дурочки, что искали внимания Квадра. Она не дошла до того, но опустилась до другого. Слушая о трёх дамах, побывавших в течение недели в покоях дормерца, и не добившихся своего, она брякнула о бессилии воина и о самирских лекарях.

Конечно, все понимали, что и это шутка. А у Гарды холодок бежал по спине. От стыда: она, целительница, издевается над разумным. И от предвкушения: а вдруг он придёт к ней разбираться с обвинениями? Или, того хуже, доказывать их лживость?

Не пришёл. Только кривиться стал в её присутствии. Будто плохо пахнет в комнате. Она зверела и пугалась себя. До чего она ещё может дойти?..

Не дошла. Но только потому, что он едва не умер из-за игр её и юного балбеса, который так старался устроить личную жизнь отца. Велика её вина. Нужно искупать…

***

— Слезь с меня, ведьма! — прошептал дормерец, не пытаясь уже дёргаться.

Гарда не посчитала нужным ответить. Голова кружилась сильнее. В глазах двоилось. Она может отдать ещё, мир восполнит. А он встанет с постели практически здоровым. Она виновата и платит.

А, может быть, ещё и потому она молчит, что невероятно приятно лежать на этой могучей груди и слушать… Сердце не сбоит уже. Бьётся ровно и чисто. Это так радостно, что делает её практически пьяной. Или дело в перерасходе? Она будет думать, что дело в радости…

Он поднял руку. Помедлил мгновение и опустил на её спину. Прошептал:

— Хватит. Ты ни в чём не виновата. Это я, дурак, упрямился.

Гарда ответила глухо:

— Я довела тебя.

Он не согласился:

— Что я за мужчина, если меня может довести женщина?

Гарда хмыкнула:

— Всех можно довести. И я не женщина. Ведьма.

Его рука заблудилась в её волосах, поглаживая гибкую спину женщины… Захотелось по этой рукой выгнуться, как кошка… Нужно выбираться, пока не опозорилась окончательно. Дёрнулась. Он не пустил. Шепнул просительно:

— Ещё минутку, пожалуйста! Так красиво! Я такое чудо видел только, когда Мар женился.

Она улыбнулась:

— Я видела. И не раз. У нас почитают истинные

пары. Ищут. Если подозреваешь, то можно попросить о проверке.

— Ты искала?

— Нет. Я всю молодость металась по Дормеру, потом ушла в Варсанг, когда совсем уж допекли. А оттуда через горы в Гарнар.

Он продолжил гладить её. Прошёлся по плечам:

— Прости!

Она, так же тихо как он, шепнула:

— За что?

— За то, что такие как я не давали тебе жить.

Гарда не ответила. Что на это скажешь? Приподняла руку. Магия их переплеталась удивительно и была созвучна в чём-то:

— Надо же. Некромант! Ты же не учился никогда?

— Нет, конечно.

— Почему?

Он ответил скованно:

— Не хотел развивать в себе такое.

Она хмыкнула:

— Тоже мне чистюля! Магия — это магия. Какая разница? Любая прекрасна и полезна.

Он согласился:

— Я был юным дураком, потерявшим всех родных в эпидемии. Ненавидел смерть.

— И потому пошёл убивать?

В её голосе не было укора, только любопытство. Он грустно улыбнулся:

— Чем не занятие для некроманта? Поставлять мертвецов для Моры?

Он вдруг ловко и легко снял Гарду с себя и уложил на свою руку. Она, помимо воли, вздохнула с облегчением. Много отдала. Устала… Он, одной рукой прижимал её к себе, а другой поглаживал. Размеренно. От головы и вниз. Снова спросил:

— Что мы будем делать с этим?

Гарда парила сейчас от слабости, перерасхода сил, от этих вот объятий. Потому говорила предельно откровенно:

— Ничего.

— Как ничего? Мы же пара с тобой!

Она улыбнулась:

— И что? Это всего лишь свидетельство того, что мы созвучны… Право выбора есть у каждого.

Он прижал её к себе чуть сильнее:

— Я выбрал тебя.

— А я нет…

Голос его дрогнул:

— Почему?

Она долго молчала. Потом ответила:

— Мы разные, воин. Ты дормерец и убивал всю жизнь. Таких как я, в том числе. Как я могу?.. Мы разрушим друг друга окончательно…

— С чего бы это? — набычился он.

— Ты едва не умер сегодня.

— Я сам виноват! — упрямился он.

— Согласна, сам. Но и я подталкивала тебя… Если так пойдёт, то мы поубиваем друг друга…

Ведьма не была к нему равнодушна. Отнюдь. Сердце её, под простой рубахой, билось так часто не только потому, что она потратила много сил. Она замирала в его объятиях. Дыхание её сбивалось, если рука его забредала куда-то не туда, но она не возмущалась.

А он думал. Пусть и прикидывался солдафоном, но он воевал всю жизнь. Был отличным стратегом. Он учил Мара, и тот до сих пор советовался с ним. Он многое знал и многое чувствовал. А потому он отвлекал ведьму и думал. И наслаждался, конечно, её близостью. Она была его, родная…