На широкий простор
Шрифт:
Разведка деда донесла:
— В фольварке легионеры! Расспросите вот у него — он знает о них больше, — и показали на пришедшего с ними человека.
Букрей приступил к допросу:
— Ты кто?
— Дарвидошка.
— Дарвидошка или Дотягнидошка — это неважно, — заметил Букрей. — Что ты за человек? Чем занимаешься?
— Человек я… — и Дарвидошка безнадежно махнул рукой. — Занимаюсь не тем, чем нужно.
— Где вы его взяли? — спросил дед Талаш своих разведчиков.
— Да это ведь батрак из Веркутья… Он малость выпил.
— Ага, батрак! — согласился чудаковатый Дарвидошка. — И выпил… Ну да, выпил!..
— А с кем ты выпил? — спросил
— Солдат поднес чарочку. Поляк… Там, брат, поляки съехались. Паны, паненки, офицеры… Пьют, гуляют. А мне солдат и говорит… он часовым поставлен… приведи, говорит, ко мне молодку…
Батрак начинал говорит любопытные вещи.
— Много там офицеров? — допытывался Букрей.
— Три… Ну да, три.
— А солдаты есть?
— Есть и солдаты… Ну да, есть.
— А сколько их?
— Да так примерно человек шесть… Ну да, шесть.
Бывалый и находчивый Букрей сразу же составил план действий. В основу этого плана он поставил… молодку.
— Вот что, брат Дарвидошка, слушай и заруби себе на носу: ты приведешь часовому молодку.
Дарвидошка впал в отчаяние.
— А где же я возьму ее? Ну да, где?
— Ты слушай меня: вместо молодки буду я!
— Гы-гы-гы! — захохотал батрак. — Такая молодка забрыкает его, ну да!
Красноармейцы и партизаны окружили их. Букреева выдумка вызвала веселое настроение.
— Мы придем туда, — развивал Букрей свой план. — Я остановлюсь где-нибудь во дворе, а ты скажешь, что привел молодку. Идет?
— Идет!.. Гы-гы-гы!
Букрей отвел в сторону начальников отделений и деда Талаша и отдал приказание, кому, где и что делать.
По обочинам дороги в фольварк почти от самого леса тянулись густые старые липовые аллеи. Колонна разделилась на две половины и двинулась к фольварку, укрываясь между толстых стволов лип. Букрей и батрак шли в голове. За ними дед Талаш и его два разведчика. Не доходя до двора колонна остановилась. Букрей снял шинель, отдал ее деду Талашу, а сам надел его кожушок. У одного из партизан нашелся платочек, служивший ему шарфом, а вместо юбки дед Талаш обкрутил Букрея волчьей шкурой. В темноте Букрей стал похож на страшную, уродливую женщину, вызывавшую смех, несмотря на остроту момента.
Букрей и Дарвидошка отделились от колонны. За ними на некотором расстоянии следовали дед Талаш и два партизана. Букрей выбрал место в глухом уголке двора подле какого-то строения, приготовил на всякий случай наган. Дарвидошка направился к конюшке, чтоб доложить часовому о выполненном поручении. Но возле конюшни часового не оказалось. Часовой подошел поближе к дому, где ярко блестели окна, прикрытые легкими занавесками. На одном окне занавеска отвернулась, и часовой увидел молодого красивого чернявого офицера, сидевшего за роялем и перебиравшего пальцами клавиши. Звуки рояля, сливаясь в певучую мелодию, чуть слышно долетали до ушей часового.
Неподалеку стояла стройная блондинка и, словно зачарованная, слушала музыку, не сводя глаз с музыканта.
Легионер, в свою очередь, не мог отвести глаз от блондинки и часто вздыхал, охваченный страстью и тоской по женщине. В эту минуту и подошел к нему батрак. Дарвидошка должен был толкнуть часового, чтобы вернуть его из области мечтаний на землю.
— Молодку привел! — таинственно шепнул Дарвидошка.
Солдат вздрогнул, оглянулся.
— Где она есть? — взволнованно спросил он.
— Возле сарая ждет — стыдится сама идти, ну да…
— Млода?
— Ага, как колода! Ну да… Печь, огонь молодица!
Солдат еще сильнее заволновался. Подкрутил усы и
«Посмотрим, как ты вскочишь!» — думал батрак, ведя за собой кавалера.
«Молодка» еще плотнее прижалась к стене и для пущей стыдливости подалась немного назад. Батрак остановился, а легионер храбро рванулся вперед.
15
(польск.).
— Не пугайся, душа моя!
Прислонив к стене винтовку, легионер деликатно протянул руки, обнял и привлек к себе «молодку». В мгновение ока «молодка», как железными обручами, сжала романтического кавалера и повалила его в снег:
— Не пикни, гад, — тут тебе и могила!
«Молодка» говорила густым мужским голосом, и это обстоятельство повергло кавалера в ужас. Все его романтическое настроение и солдатский пыл как корова языком слизнула. Он только прошептал:
— Пан бог с нами, дух свенты!
— Не пан бог и не дух свенты, а взводный Букрей.
Часового отвели под липы. Красноармейцы и партизаны бросились во двор. Окружили дом и дворовый флигель, где кутили легионеры, поставившие свои винтовки в углу возле порога. Одновременно и в дом и во флигель ворвались красноармейцы и партизаны.
— Ни с места! — загремел Букрей, появившись в доме.
— Руки вверх! — крикнул дед Талаш, ворвавшись во флигель во главе своей команды.
Партизаны почти упирались штыками в легионеров. Те послушно подняли руки.
А в господском покое лишилась чувств стройная блондинка. Умолк рояль. Музыкант-офицер как сидел, так и застыл с руками на клавиатуре. Загремели тарелки и рюмки, сброшенные на пол перепуганными панами. А глаза их, полные ужаса, уставились на стальную щетину направленных на них красноармейских штыков и на темные дула наганов.
— Пшепадли! [16] — шептали побелевшие губы красивого чернявого офицера-музыканта.
В ту же ночь пленных легионеров и офицеров (их было девять человек) усадили в парадные экипажи, на которых шляхтичи съехались на банкет по случаю «возрождения польского государства» и в честь белопольской армии. Под конвоем конных красноармейцев, оседлавших отобранных у легионеров коней, пленных отправили в деревню Высокая Рудня. Дарвидошка и один из партизан правили лошадьми. Дарвидошке довелось быть кучером как раз того экипажа, в котором сидел легионер, столь неудачно встретившийся с «молодкой». С молчаливой ненавистью поглядывал «кавалер» на своего предательского «свата», а «сват» только посмеивался да лихо погонял коней.
16
Пропали! (польск.)