На шпильках по джунглям
Шрифт:
– Ну хоть что-то я получу?
– Если ваша сестра не успела оставить завещания, то это будет решать суд!
Томас скуксился. Смерть сестры не принесла ему решительно никаких положительных моментов. Он остался один, без ее денег и без ее поддержки.
Следующие два дня были полностью посвящены подготовке к похоронам господина Якоба и Беатрис. Было решено, что похороны супругов состоятся в один и тот же день и час. И когда траурная процессия вышла на улицы города, чтобы двинуться к кладбищу, где у семьи имелся свой собственный семейный склеп, в котором
– Господина Якоба если не любили, то уважали в городе.
За гробом помимо родных и слуг двигалась целая толпа народу. В подавляющем большинстве тут были белые граждане ЮАР, но в конце процессии шли и черные слуги. Оказывается, и среди них были те, кто мог сказать о господине Якобе доброе слово. Кого-то из этих людей он отправил на лечение, заплатив из своего кошелька. Чьи-то дети, подающие надежды, но бедные и бесправные, учились сейчас опять же за счет господина Якоба.
Та шаткая позиция апартеида, которой так открыто и горячо возмущались все мировые сообщества, в самой Южной Африке казалась вполне естественным продолжением традиции рабовладения. Белые господа всегда заботились о своих черных слугах, их детях и стариках. Они не позволяли им голодать, не оставляли без помощи на одре болезни или старости. В ответ негры должны были не нарушать закон и не бездельничать.
– Белые решали, черные исполняли. В мире был порядок. А посмотрите, что теперь творится в стране?
Всегда, когда рушится один строй и на смену ему приходит другой, льется кровь. И в Южной Африке ее должно было пролиться еще немало, прежде чем черное и белое население наконец разграничит страну и замкнется в двух враждебных лагерях. И еще много времени пройдет, пока оба лагеря вновь найдут общий язык и точки соприкосновений.
Эти разговоры велись среди белых гостей, пришедших проститься с господином Якобом и его молодой супругой. О чем разговаривали черные гости между собой, подруги не знали. Племенные языки ЮАР были им незнакомы. Да и как их выучить, если только государственных языков в ЮАР было сразу четырнадцать!
– Больше только в Индии. Там их двадцать два или двадцать три.
Никаких поминок по русскому обычаю тут не было. Гости простились с дорогими покойниками прямо на кладбище, сказав слова над открытым гробом покойного господина Якоба и его молодой жены. Было произнесено много хороших и трогательных речей, как обычно и бывает на кладбище. Подруги ожидали, что кто-нибудь упрекнет господина Якоба в каком-то грехе, который можно было бы счесть причиной его смерти, но все молчали как партизаны, говоря лишь самое хорошее.
– Эх, если бы вся эта толпа отправилась, как у нас, на поминки, да выпила там хорошенько, может, мы бы чего и узнали. А так…
Так нечего было и рассчитывать на откровенность этих людей. Все они были трезвы и сдержанны.
Но внезапно подруги встрепенулись. В толпе мелькнуло знакомое лицо. Эту девушку подруги определенно где-то видели. Вот только где? Девушка была красивой, чернокожей, и подруги ее совершенно точно знали!
– Да это та припадочная, которая рвалась к Крису в день нашего приезда! – воскликнула Леся,
– Ага. Помню.
– Как ее имя?
– Зам… Замбия!
И подруги с интересом принялись следить за негритяночкой в четыре глаза. Может, она и сегодня выкинет что-нибудь в том же роде?
Но пока звучали речи, негритяночка к могиле не сунулась. Да и как бы она прорвалась через плотный кордон сытых белых господ, которые были все на одно лицо и явно составляли цвет старой аристократии ЮАР. Все они были потомки протестантов, бежавших в свое время из старушки Европы от преследований своей веры. И на их лицах лежала печать мрачной решительности, всегда отличающей этих людей.
Они не рвались к золоту, не рвались к алмазам. Они приехали в эти края, когда тут не было ничего этого и в помине. И их вполне устраивало процветание этой страны, которую они из пустыни превратили в цветущую долину. И вот теперь, спустя почти сто лет, у них отбирали то, что не смогла отобрать даже могущественная Англия. У них отбирали их землю. И самое страшное, вместе с землей у них отбирали уверенность в своих силах и завтрашнем дне.
В связи с этим они держались еще более тесно и сплоченно. У молоденькой негритянки не было шансов протиснуться к могиле.
– Смотри, у нее что-то в руках.
– Вижу.
Кира прищурилась, стараясь рассмотреть, что же вертит их знакомая в своих тонких черных пальцах. Солнце сильно мешало Кире, несмотря на то что она не забыла нацепить темные очки. И все же кое-что ей рассмотреть удалось.
– Вроде бы у нее какая-то кукла.
– Да, кукла из соломы и тряпок.
– И зачем она ей?
– Хочет подарить какому-нибудь ребенку?
Кира покачала головой. Детей на похоронах не было видно ни одного. Возможно, где-то в задних рядах и притаилась пара черных ребятишек, но вблизи могилы стояли только взрослые. Вид у них был угрюмый. Даже тут они не могли забыть взаимных обид и обменивались далеко не дружелюбными взглядами.
Но потом заиграл оркестр. И под звуки траурной музыки гробы начали плавно опускаться вниз. В толпе раздались сдержанные рыдания. А присутствующие потянулись к гробу, чтобы традиционно бросить на него горсть земли. Первыми прошли дети покойного и Томас – ближайшие родственники. Следом за ними двинулись остальные.
Сначала прошли белые, потом потянулись черные. Но подруги стояли на своем месте, они следили взглядом за своей знакомой, которая спрятала куклу в руках.
– Она идет к гробу.
– Внимание.
Проходя мимо гробов – супругов хоронили в общей могиле, рядышком – негритяночка немного притормозила. Она дождалась, когда пройдут последние белые гости, и пошла чуть впереди черной толпы. И когда оказалась у ямы, то в могилу полетела не только горсть земли, но и соломенная кукла.
– О! Ты это видела! Она бросила в могилу куклу!
Это увидели не только подруги. По рядам черных гостей пронесся сдержанный гул. Но напроказившая негритянка уже скрылась в густой толпе. К Крису и остальным детям господина Якоба, чтобы выразить им свои соболезнования, она даже не подошла.