На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

Современники

Ст. Рассадину

Сквозь тучи в рассвет синеватый Пошел самолёт напролом, И город, где жил я когда-то, Огнями возник под крылом. Он вдруг поднимался неслышно, Кружило его и несло… А рядом со мной неподвижно В пространстве лежало крыло. Всё было доступным, понятным, Известным давно и простым. И всё-таки было занятно, Что мы среди неба висим. Что здесь, в этой точке высотной, Нас держит пространство одно… Казалось

вещественным, плотным И было надёжным оно. А город навстречу бросался, Вздымался, стоял под углом И снова лежал… И казался Пунктирным большим чертежом. Он был необъятным простором, Скопленьем холодных светил, Мой город… Тот самый, в котором Три года я временно жил. Да, временно… Всё это было Лишь временно в жизни моей. Да, временно… Дни торопил я, Чтоб время прошло поскорей. И всё это даже не странно. Но кто объяснит, почему Из жизни своей постоянной Мечтал я вернуться к нему. Зачем, позабыв про усталость, Тот город я видел во сне… Знать, время прошло… Но осталось, Как всё остаётся во мне. Тут, с юным покончив бесстрашьем, Мне бросив: «Счастливо живи!» — Девчонка по воле мамаши Сбежала в начале любви… Весёлой была и спокойной, Игры, любопытства полна… И всей моей жизни нестройность Легко устраняла она. Теперь у неё всё что нужно: Семья, и работа, и быт. И может, сейчас, перед службой, Здесь где-то внизу она спит. И пусть я совсем не обязан Прощать ей побег из мечты, Я — помню! С ней жизнью я связан, А жизнь оставляет следы! ………………………………………… Качается скопище света, То встанет, то прянет назад. Но даже не зная про это, Друзья мои в городе спят. Им письма писать забывал я В заботах текущего дня. И — больше: везде, где бывал я, Бывали друзья у меня. По страсти, надеждам, потерям, По вехам на трудном пути… И там, где я не был, — я верю, — Я тоже бы мог их найти. Но нет в моём сердце измены. — В нём живы все дружбы и дни, Они для души равноценны, Хоть в разное время они. Далёкие лампочки светят. (Не раз я бродил среди них.) Там завтра друзья меня встретят, И всё восстановится вмиг. И сядем семьёю одною, Где каждый по-прежнему мил. И будет меж ними и мною Та жизнь, где я с ними дружил. В блужданьях, открытьях, прозреньях Я всё же не стал им чужим. Ведь каждый из нас современник Всего, что бывает с другим. …………………………….……………… Я думаю, словно о чуде, Об этом… И тут я не прав: Мы все современники, люди, — Хоть мы — переменный состав. Нам выпало жить на планете Случайно во время одно. Из бездны эпох и столетий Нам выбрано было оно. Мы в нём враждовали, дружили, Любили,

боролись с тоской. И все бы мы были чужие Во всякой эпохе другой. Есть время одно — это люди, Живущие рядом сейчас. Давай к нему бережней будем — Другого не будет у нас! …………………………….…………. Всё резче рассвет синеватый. Коснулся земли самолёт, И город, где жил я когда-то, Живым предо мной предстаёт. Рассвет холодит мои плечи, И светят огни сквозь туман… И друг выбегает навстречу И рвёт из руки чемодан. И словно бы прошлое право Своё обретает опять. И утром — спецовка. И — в лаву — За смену свою отвечать! Тут много хорошего было, Тут не было бросовых дней, Но дни как дурак торопил я, Чтоб время прошло поскорей… Что ж! Время, подумавши малость, Прошло… Хоть грусти, а хоть пой. Верней, оно здесь и осталось… Его не увозят с собой. 1962

Братское кладбище в Риге

Кто на кладбище ходит, как ходят в музеи, А меня любопытство не гложет — успею. Что ж я нынче брожу, как по каменной книге, Между плитами Братского кладбища в Риге? Белых стен и цементных могил панорама. Матерь-Латвия встала, одетая в мрамор. Перед нею рядами могильные плиты, А под этими плитами — те, кто убиты. — Под знамёнами разными, в разные годы, Но всегда — за неё. И всегда — за свободу. И лежит под плитой русской службы полковник, Что в шестнадцатом пал без терзаний духовных. Здесь, под Ригой, где пляжи, где крыши косые, До сих пор он уверен, что это — Россия. А вокруг всё другое — покой и Европа, Принимает парад генерал лимитрофа. А пред ним на безмолвном и вечном параде Спят солдаты, отчизны погибшие ради. Независимость — вот основная забота. День свободы — свободы от нашего взлёта, От сиротского лиха, от горькой стихии, От латышских стрелков, чьи могилы в России, Что погибли вот так же, за ту же свободу, От различных врагов и в различные годы. Ах, глубинные токи, линейные меры, Невозвратные сроки и жёсткие веры! Здесь лежат, представляя различные станы, Рядом — павший за немцев и два партизана. Чтим вторых. Кто-то первого чтит как героя. Чтит за то, что он встал на защиту покоя. Чтит за то, что он мстил, — слепо мстил и сурово В сорок первом за акции сорокового. Всё он — спутал. Но время всё спутало тоже. Были разные правды, как плиты, похожи. Не такие, как он, не смогли разобраться. Он погиб. Он уместен на кладбище Братском. Тут не смерть. Только жизнь, хоть и кладбище это… Столько лет длится спор, и конца ему нету, Возражают отчаянно павшие павшим По вопросам, давно остроту потерявшим. К возраженьям добавить спешат возраженья. Не умеют, как мы, обойтись без решенья.