На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

И ноги ступают по тусклой траве. Все краски пропали. Погода такая. Но изредка солнце скользнёт по листве — И жёлтым и красным листва засверкает. Как знамя она запылает в огне Подспудного боя. И станет мне ясно, Что жизнь продолжается где-то вовне, Всё так же огромна, остра и опасна. Да! Осени я забываю язык. Но всё ж временами сквозь груз настроенья, Сливаюсь, как прежде сливаться привык, С её напряженным и грустным гореньем. И может быть, будет ещё один год. Год

жизни — борьбы с умираньем и скверной. Пусть будет тоска. Но усталость пройдёт. Пусть всё будет больно, но всё — достоверно. Порывы свирепы. Не бойся. Держись. Здесь всё на учёте: и силы, и годы. Ведь осень всегда беспощадна, как жизнь, — Контрольный налёт первозданной природы. И в кронах горят желтизна и багрец. Как отсвет трагедий, доступных не очень… Для дерева — веха. Для листьев — конец. А чем для меня ты окажешься, осень? 1957

* * *

Над нашей любовью не шелестов звуки — Тюремных ключей бесконечные стуки. И взлёты открытий, и горечь падений, Надежда и ненависть трёх поколений. Нам близко и дорого каждое имя. Они теперь мёртвы, а были — живыми. И гибли от нашего — этого — ада. Дожить нам за них — обязательно надо. За наше грядущее им соучастье Они завещали нам редкое счастье: Уют и простор чтобы вечно дружили, Чтоб люди за воздухом к нам приходили. 1954

* * *

Смирюсь. Обижусь. Разрублю, Не в силах жить в аду… И разлюбить — не разлюблю, А в колею войду. И всё затопчет колея — Надежды и мечты, И будешь ты не там, где я, И я — не там, где ты. И станет просто вдруг сойтись И разойтись пустяк… Но если жизнь имеет смысл, Вовек не будет так. 1954

Восточные стихи

Кайсыну Кулиеву

Та женщина явилась предо мной — Вся деловитость, вся — как нынче надо. А ты сказал: — Её бы видеть в зной В саду, в горах, с корзиной винограда… Там глушь? К лицу ей только будет глушь, Где всё понятно, всё — давно известно, Всё — просто жизнь: дом, дети, сад и муж — Её призванье, облик, дом и место. А чем она живёт, живя другим? К чему ей фильмы, где тоска по страсти, И важный муж с занятьем немужским? Жизнь!.. Что за жизнь… Ни красоты, ни счастья… …Ты говорил… И речь была стройна, А я молчал — хоть спорщик я завзятый. Та женщина — мне нравилась она — Была нежна… Пускай тяжеловатой Казалась поступь… Спорить я не стал. Хоть с детских дней в другое верю прочно, Хоть всё, о чём я детских дней мечтал, Несовместимо с лирикой восточной. Не запирать, а выводить я рад… Да. Но теперь — бог весть с какой причины, Закрыв глаза, я видел этот сад, Её, на голове её корзину… И всё забыл… Средь плотной тишины Шла вверх она, шла ровно, не горбатясь, И стали ноги сильные стройны, И вдруг исчезла вся тяжеловатость. Вся к месту здесь. Всё та же и не та, Она прошла

по склону вверх куда-то, И понял я, какая красота, Здесь в ней таится, в чуждый облик вжата. И понял я, что в чём-то ты был прав. Прав если не совсем, то хоть отчасти. И грустен стал, печально осознав, Что я отнюдь не обладатель счастья. Та женщина явилась предо мной — Вся деловитость, вся — как нынче надо. Но всё равно — в горах, босая, в зной Она несёт корзину винограда. 1964

* * *

Сдаёшься. Только молишь взглядом. И не задушить, и не душить. И задавать вопрос не надо — А как ты дальше будешь жить? Наверно так, как и доселе. И так же в следующий раз В глазах бледнее будет зелень И глубже впадины у глаз. И я — всё сдержанней и злее — Не признавать ни слов, ни слёз… Но будет каждый раз милее Всё это… Всё, что не сбылось. 1960

* * *

Шла вновь назад в свою судьбу плохую. Решительно. Свирепо. Чуть дыша… Борясь с тоской и жалобно тоскуя, Всем, что в ней было, мне принадлежа. Шла с праздника судьбы в свой дом убогий. Шла противозаконно в дом не мой. Хотя моими были даже ноги, Которые несли её домой. 1958

Шофёрская дружба

Целиноградскому шофёру

Толе Полковникову

На дорогах любых — и вблизи, и вдали — Славься, дружба шофёров российской земли! Пусть от дома далёко попал ты в беду, В яму, в глину, в овраг, на дорогу не ту. Пусть мотор непонятно себя поведёт Или попросту выйдет с горючим просчёт. А вокруг только степь, и вся ночь впереди. Всё равно! Ты не думай про это, а жди! Жди, пока не увидишь навстречу огни, И тогда свои фары включи и мигни!.. Где б ты ни был — пусть холод, пусть снег, пусть гроза, Свет мигнёт — и в ответ заскрипят тормоза. И к тебе подойдёт незнакомый шофёр И начнёт не спеша деловой разговор. Вы друзья, хоть и в первый встречаетесь раз. Далеки от обоих огни автобаз. Оба с ночью и сном вы ведёте борьбу, Оба сами избрали вы эту судьбу — Эту дальность дорог, где маячит причал, Эту тряскую жизнь из концов и начал. Первый встречный. Совсем незнакомый. Любой — Будет час, будет два он возиться с тобой… И мелькнёт в твоей жизни чужой человек, Станет близким на миг и исчезнет навек. И опять на дорогах машины одни: В полдень облака пыли, а ночью — огни. И опять мы летим. В свете дня и во мгле. По своей, по родной, населённой земле. 1961

На высоте

Рейхстаг не брал я в штыковом бою. Но я всю жизнь под пулями стою. На высоте… Вокруг свинцовый дождь, И ты сюда ко мне не приползёшь.