На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

Через много лет

Сдаёшься. Только молишь взглядом И задушить, и не душить. И задавать вопрос не надо — А как ты дальше будешь жить? Наверно, так, как и доселе. И так же в следующий раз В глазах бледнее будет зелень И глубже впадины у глаз. И я — всё сдержанней и злее — Не признавать ни слов, ни слёз… Но будет каждый раз милее Всё

это. — Всё, что не сбылось. 1960

На концерте Вагнера

Сидишь ты, внимая, не споря… А Вагнер ещё не раскрыт. Он звуков стеклянное море Над нами сомкнул — и гремит. Гремит! И весь мир заколдован, Весь тянется к блеску слюды… И вовсе не надо другого, Солёного моря воды! Тепла его, ласки, лазури, И неба, и даже земли… Есть только стеклянная буря И берег стеклянный — вдали. Там высь — в этом призрачном гуле, Там можно кружить — но не быть. Там духи стоят в карауле, Чтоб нам на стекло не ступить. Нас Вагнер к себе не пускает, Ему веселей одному… Царит чистота нелюдская Над жизнью — что вся ни к чему. Позор и любви, и науке! О, буйство холодных страстей… Гремят беспристрастные звуки — Как танки идут на людей. Он власть захватил — и карает. Гудит беспощадная медь. Он — демон! Он все презирает, Чем люди должны овладеть. Он рыщет. Он хочет поспешно Наш дух затопить, как водой, Нездешней (а может, нигдешней?) Стеклянной своей красотой… Так будьте покорней и тише, Мы все — наважденье и зло… Мы дышим… А каждый, кто дышит, Мутит, оскверняет стекло… Тебе ж этот Вагнер не страшен. И правда — ну чем он богат? Гирлянды звучащих стекляшек Придумал, навешал — и рад. Он верит, что ходит по краю, — Мужчина! Властитель! Герой!.. Чудак! Ничего он не знает, Что женщине нужно земной. Не знает ни страсти, ни Бога, Ни боли, ни даже обид… С того и шумит он так много, Пугает и кровь леденит. 1963

Масштабы

Мы всюду, бредя взглядом женским, Ища строку иль строя дом, Живём над пламенем вселенским, На

тонкой корочке живём. Гордимся прочностью железной, А между тем в любой из дней, Как детский мячик, в чёрной бездне Летит Земля. И мы на ней. Но все масштабы эти помня, Своих забыть — нам не дано. И берег — твёрд. Земля — огромна. А жизнь — серьёзна. Всё равно. 1963

* * *

Заслуг не бывает. Не верьте. Жизнь глупо вперёд заслужить. А впрочем, дослужим до смерти — И можно заслугами жить. А нынче бы — лучше иначе. Обманчиво право на лень. Ведь, может, и жить — это значит Заслуживать каждый свой день. 1964

Ты идёшь

Взгляд счастливый и смущённый. В нём испуг, и радость в нём: Ты — мой ангел с обожжённым От неловкости крылом. Тихий ангел… Людный город Смотрит нагло вслед тебе. Вслед неловкости, с которой Ты скользишь в густой толпе. Он в асфальт тебя вминает, — Нет в нём жалости ничуть, Он как будто понимает Впрямь, — куда ты держишь путь. Он лишь тем и озабочен — Убедиться в том вполне. Ты идёшь и очень хочешь, Чтоб казалось — не ко мне. А навстречу — взгляды, взгляды, Каждый взгляд — скажи, скажи. Трудно, ангел… Лгать нам надо Для спасения души. Чтоб хоть час побыть нам вместе (Равен жизни каждый час), Ладно, ангел… Нет бесчестья В этой лжи. Пусть судят нас. Ты идёшь — вся жизнь на грани, Всё закрыто: радость, боль. Но опять придёшь и станешь Здесь, при мне, сама собой. Расцветёшь, как эта осень, Золотая благодать. И покажется, что вовсе Нам с тобой не надо лгать. Что скрывать, от всех спасаясь? Радость? Счастье? Боль в груди? Тихий ангел, храбрый заяц. Жду тебя. Иди. Иди. 1964

* * *

Ты летишь, и мне летится. Правлю, прямо курс держа. Только ты летишь, как птица, Я — как толстый дирижабль.