На соискание счастья

Ясинецкая Ольга Михайловна

— Ташина, на выход!

Лиза подошла к Таше, второпях потерявшей второй рукав от курточки, помогла одеться и важно сообщила:

— Теперь мы с тобой подруги, и я принесу тебе завтра такое… пальчики оближешь.

Лиза все-таки была абсолютно уверена, что дружбу необходимо удобрять сладким.

— А мне принесешь? — подскочила вертлявая Милка. — Я же раньше тебе сказала, что дружу с тобой. — И немного отодвинула Ташу от щедрой Лизы.

— Тебе нет. Не принесу. — Таша обалдела от такой прямолинейности. Ну Лиза дает. Вот

так взять и отказать Таша не смогла бы ни за что на свете. Прямо в лоб. Перед Милой стало так неловко, будто это она, Таша, сейчас самолично обидела Милу. Таша уже стала что-то придумывать, чтобы как-то смягчить ситуацию, но мама развернула ее к себе, поправила челку и чмокнула в нос.

— Пойдем, малыш, там папа уже заждался.

Конечно, Таша тут же и забыла и про Лизу, и про Милу, и про весь детский сад даже вместе со сторожем Михалычем.

На следующее утро, подходя к детскому саду с незатейливым названием «Журавлик», Таша вспомнила, что у нее появилась новая подружка, и это было удивительно приятно.

Желтые и бурые листья, усыпавшие за ночь дорожку на бульваре, пряно пахли настоящим осенним утром. Папа крепко держал за руку, и на душе от огромного детского счастья переливались колокольчики.

Войдя в группу, Таша сразу же нашла глазами Лизу и направилась к ней.

— Доброе утро.

— Отойди от меня, — буркнула Лиза и демонстративно отвернулась к Миле.

Та высунулась из-за широкой Лизиной спины и показала язык.

— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — Таша обогнала парочку и стала перед Лизой. Та, недолго думая, отпихнула Ташу и прошла дальше, величавая как корабль.

Колокольчики тоненько заныли, рассыпались на мелкие острые осколки и сильно закололи внутри.

Весь день Лиза и Мила были неразлучны. На прогулке Лиза достала из своей сумочки такую прелесть, что Таша даже зажмурилась. Не смотреть не было сил. Это была большая карамельная роза. Ее плотные, но чуть прозрачные лепестки казались самым вкусным лакомством на свете. Лиза громко спросила:

— Кто со мной дружит? — И все дети тут же оказались рядом.

— Я! Я!

Девочка стала отламывать лепестки и делить их на части, чтобы все попробовали.

Серединку, самый бутончик, она отдала Миле.

Таша отвернулась и старалась не расплакаться. Что же случилось? Что-то подсказывало ей, что это дело рук противной Милки. Это выяснилось уже на следующий день. Когда мама забирала Ташу из сада, Лизина мама, очень похожая на дочь, такая же крупная и красивая, с яркой помадой на губах, громко сказала, чтобы слышали и родители, и дети:

— Вы бы получше воспитывали свою дочь. Не всем же быть такими доходягами.

Ташиной маме пришлось разобраться, и оказалось, что Лиза пожаловалась, что Таша за глаза смеется над ней, что говорит, будто Лиза скоро лопнет от жира, и куда только в нее лезет столько конфет.

Родители поверили Таше,

но доказать что-то Лизе оказалось невозможно.

Забавно было то, что Таша до сих пор считала, что та карамельная роза была самой вкусной сладостью на свете, мечтала когда-нибудь попробовать ее, но никогда и нигде она не видела больше такого чуда.

Так вот что твердила Лялька про третью сторону. Пример просто классический. Поссорить для своей выгоды хороших людей. И совершенно безнаказанно.

Вот сволочь! — подумала Таша то ли про Милу, то ли про Юлю.

Глава XXIX

Ляля читала сказки вслух, а Таша лежала, упершись коленками в стенку, и громко вздыхала. Вздыхалось как-то само собой. И это было единственное, на что сейчас оказалось способным ее тело, — лежать и вздыхать.

— Ну все. Даю тебе еще пять минут. А потом за ноги с кровати.

— Не трогай. Я буду кусаться.

Ляля оценила ситуацию и поняла, что пока рано переходить к решительным действиям. Ладно. Для начала восстановим аппетит.

Через час она вернулась со своей фирменной запеканкой, с изюмом и курагой, заваренной на сливках.

— Ты не хочешь? Не ешь. Просто понюхай, — и Ляля подставила под Ташин замусоленный многочисленными сморканиями нос золотистый кусочек.

— Нет. Уйди.

Еще через полчаса, доедая очередную порцию Лялькиного шедевра, Таша уже могла говорить.

— Как он мог поверить? — на Ташиных нижних ресницах повисли тяжелые капли.

— Опять двадцать пять! Ну как? А с тобой такого не бывало? Это же не так просто — распознать третью сторону. — Ляля обошла диван и протянула руку за тарелкой.

— Хватит для первого раза. Ты сколько дней не ела?

— А что такое третья сторона? Расскажи еще, — вытерла слезы Таша.

— Это… Ну, в данном случае Юля. А вообще, чтобы было понятней, типичный пример — сватья баба Бабариха. Стравить хороших людей, чтобы разъединить их, ослабить и провернуть свои делишки против одного, используя другого, получив выгоду и оставшись в тени.

Таша замотала головой, будто пытаясь освоить такое длинное предложение.

— Но Бабариху в конце концов наказали.

Ляля присела в уголок дивана, поглубже затолкнула плед под Ташины ноги.

— Да. Но это сказка. А в жизни люди не замечают, что над их отношениями кто-то «потрудился». Или замечает кто-то один. Но ведь к тому моменту, когда он заметил третью сторону, эта самая сторона уже рассорила всех между собой. И теперь, чтобы наказать эту гадину, надо всем сначала помириться, а потом уже они смогут вывести ее на чистую воду. В том-то и состоит искусство этих тварей. Понимаешь?

— Теперь да. Значит, Кирилл не так уж и виноват? — Таша с надеждой заглянула в Лялькины глаза, ставшие вдруг почему-то жесткими. Ляля как будто посмотрела на что-то давно забытое, но еще причиняющее сильную боль, если ненароком прикоснуться.