На солнце ни облачка
Шрифт:
— Хризантемы я люблю больше всего, — сказала Сашенька, взяв букет. — Рада, что нашел время встретить.
Направляясь вместе с девушкой к машине, Веня украдкой поглядывал на нее, чтобы понять, какая она в обычной жизни, без пиратских сапог, кожаной куртки и без пистолетов, заткнутых за широкий кушак. Оказалось, в обычной короткой осенней дубленке она смотрится даже еще лучше, чем тогда, на пиратском берегу. Ничего пиратского не осталось, да и было ли вообще? Перед Веней была очаровательная, умная, но вместе с тем сдержанная, скромная девушка, которой удивительно шли очки,
Дальше, однако, все пошло не совсем так, как Веня рисовал в воображении. В машине он небрежным тоном молвил заранее заготовленную фразу, какую и должен был сказать настоящий мужчина, сидящий за рулем автомобиля рядом с прекрасной девушкой-пираткой:
— Куда мы едем?
Но Сашенькин ответ не совпал ни с одним из вариантов, какие рисовались в Венином воображении.
— Если у тебя есть время, отвези меня на Кутузовский проспект, — попросила девушка. — Когда я в Москве, то останавливаюсь у двоюродной сестры. Мы с ней, кстати, вместе учились в педагогическом.
— У сестры? — повторил Веня так, словно не сразу понял смысл этих слов.
— У сестры, — сказала Сашенька. — Что тут особенного? Она меня обычно и встречает, но сегодня, раз ты захотел приехать на вокзал…
— А куда на Кутузовский проспект? В начало, в конец? — спросил Веня упавшим голосом и повернул ключ, чтобы включить зажигание. Ничего не получилось: оказалось, от огорчения он забыл отключить иммобилайзер. Такое случалось с ним редко.
— Ближе к концу, — сказала Сашенька. — Сестра живет рядом с Бородинской панорамой.
Наконец машина завелась, проехала сотню метров, и Веня снова постарался взять себя в руки.
— И какие же у тебя планы в Москве? — поинтересовался он небрежным тоном настоящего мужчины, который никогда и никому не выдает своих истинных чувств.
— Завтра с утра у меня назначена встреча в одной книготорговой фирме. Они давно сотрудничают с нашей библиотекой, поставляют книги, — ответила Сашенька. — А потом мы с тобой пойдем на Волхонку, в Пушкинский музей. Всегда хожу туда, когда бываю в Москве.
Веня вдруг осознал, что он страшно, невероятно расстроился. Оттого, что все идет не так, как ему представлялось.
А уже в следующий момент понял, что так и должно быть в первую встречу, если он хочет чего-то, не быстро проходящего. И что это прекрасно, раз сегодня Сашенька остановится у своей двоюродной сестры, с которой они вместе учились в педагогическом институте, и которая живет неподалеку от Бородинской панорамы.
И еще прекраснее то, что завтра днем он будет ждать Сашеньку на ступенях музея, в котором сам он не был бог знает сколько времени. Ждать и волноваться. И что потом они вместе будут медленно бродить по залам, переходя из одного в другой, останавливаясь у великих картин и понимая, что смотрят их вместе.
А что будет дальше, так это все впереди. И почти все зависит только от него.
Он посмотрел на Сашеньку и впервые за этот вечер тоже улыбнулся.
Потом Веня, словно со стороны, услышал свой голос:
— Больше
Он добросовестно порылся в памяти и уточнил:
— Особенно портрет актрисы…
Но тут память дала сбой, и Сашеньке, которая выждала паузу, пришлось подсказывать:
— Портрет Жанны Самари. Фамилия у нее, что и говорить, не очень-то запоминающаяся, — добавила она тактично.
— Ну конечно, портрет актрисы Жанны Самари, — подхватил Веня.
Затем он рассмеялся, облегченно вздохнул и честно признался:
— Не будь тебя, даже не знаю, когда бы я пошел в музей в следующий раз. Но вообще-то я там, конечно, бывал.
— Завтра пойдешь еще раз, — объявила Сашенька. — А кроме того в Москве существует, — в ее синих глазах зажглись веселые искорки, — Третьяковская галерея. Слышал, наверное, раз в Москве живешь?
С унылым ноябрьским вечером что-то определенно случилось. Правда, в воздухе по-прежнему висела мокрая хмарь, поэтому то и дело приходилось включать дворники, но фары встречных машин стали светить как-то веселее, как и красные габариты машин, идущих впереди.
Пешеходы, переходящие улицы, все как на подбор были симпатичными москвичами и москвичками или же симпатичными гостями славного города. И все спешили по своим делам.
А мало ли куда можно спешить вечером в пятницу в европейской столице, где множество музеев, концертных залов, театров, уютных ресторанов, наконец, где столы покрыты накрахмаленными скатертями и сервированы изысканным фарфором и хрусталем?
От площади трех вокзалов до Кутузовского проспекта по веселой, приветливой Москве «девятка» доехала необыкновенно быстро. Веня чувствовал, что и скорость после остановок у светофоров машина стала набирать ощутимо быстрее, чем обычно, и руля слушаться лучше, и мотор теперь шумел едва слышно. И все эти технические чудеса были обусловлены одной причиной — рядом с Веней, на правом сиденье, была Сашенька.
Правда, когда машина остановилась возле дома, показанного Сашей, по Вениной душе вдруг прошла некая тень.
И Сашенька его поняла:
— Давай зайдем, если хочешь, — сказала она. — Познакомлю с сестрой Зоей, ее мужем Павлом, детьми Пашкой и Машкой, а также с кошкой Василисой. Чаю попьем.
Веня донес до лифта Сашину сумку. Подъезд с первого же взгляда показался ему уютным и прекрасным. Да и мог ли он быть иным, если здесь жила двоюродная сестра Сашеньки со своей дружной, крепкой семьей и славной кошкой Василисой.
— К сестре зайдем как-нибудь в другой раз, — сказал Веня мягко. — Успеем еще. Тебе надо отдохнуть с дороги.
Подошел лифт, раскрылись дверцы. Веня потоптался на месте, еще не зная, как себя вести в следующий момент. И вдруг Сашенька быстро-быстро поцеловала Веню и исчезла, прежде чем он успел что-то сообразить. Сверху донеслось:
— У музея в час.
Веня стоял на месте и слушал, как едет лифт. Потом где-то наверху открылись и закрылись дверцы. Все смолкло. Только тогда Веня вышел из подъезда, сел за руль, отключил иммобилайзер; и вскоре «девятка», словно самолет с крыльями, летела в сторону Строгина.