На сопках Маньчжурии

Далецкий Павел Леонидович

Мамаса легко переносила тяжелые ящики и мешки, и Леонтий, сначала не допускавший ее к грузу, махнул наконец рукой.

Приказчики разбили две палатки: одну для жилья, в другой сложили товар.

Корж поселился у Ирухи. Новый шалаш, построенный силами мамасы из плотного корья, был высок и внутри имел второй этаж — нары. Там мамаса сложила короба со своим имуществом и нарядами, потому что она была женщина не только здоровая, но и красивая, и любила себя украсить.

Коржу предоставили лучшее место на мужской половине шалаша, подостлали медвежьи и барсучьи

шкуры, дали хорошее одеяло.

На следующий день Ируха и Корж взяли в дубняке трех свиней. Добычу снесли на косу, часть мяса сварили, остальное мамаса стала коптить. Она оделась в свое лучшее платье, пестро расшитое, украшенное серебрянными монетами, в уши вдела тяжелые серьги. В разговор не вступала и даже как будто ничего не слышала из того, что говорили мужчины. А мужчин на косе становилось все больше, потому что быстро разнеслась весть о раннем появлении батов с товарами и о приезде Коржа.

Разговаривали старые знакомые Кизига и Корж, вспоминали, как собирались на соболевку, какая была удача на той охоте.

Корж сказал:

— Вот не так уж много времени прошло с тех пор, Кизига, а похудал ты… Раньше был здоровый охотник, а теперь — посмотри на себя.

Кизига оглядел себя, потом посмотрел на свою жену-шаманку, которая поодаль курила трубку.

— Слыхал, водки много пьешь, — продолжал Корж, — от этого руки у тебя дрожат… Смотри, держишь трубку, а пальцы дрожат. Как по зверю стреляешь, а?

Рядом сидели Зэлодо со своим сыном, старик Файнгу и еще несколько охотников.

Все посмотрели на пальцы Кизиги, которые дрожали мелкой дрожью, и на свои собственные пальцы. Как-то до сих пор никто не обращал внимания на то, что пальцы на руках Кизиги дрожат. В самом деле, как же это так?! Нехорошо, когда у охотника дрожат пальцы!

— А русские водку не пьют? — спросил Кизига.

Вопрос был ехидный… Кизига про себя решил так: хороший человек Леонтий, но почему он плохо говорит о водке? Наверное, водки стало мало и русские думают: «Нам самим водки не хватит». Такая мысль показалась ему единственно возможной. Какой человек Леонтий! Однако хитрый.

Если водка есть, разве можно не пить?

Около костра на барсучьей шкурке полулежал Федотов, старший приказчик Алексея Ивановича.

— Водка, Леонтий Юстинович, — сказал он, — как мать. Когда она рядом, человеку хорошо…

Федотов на следующий день открыл торг. Леонтий думал, что на батах обычные товары… но обычных товаров оказалось немного: в ящиках были спирт и водка.

Федотов расставил бутылки, банчки и жестяные банки на косе под лучами светлого осеннею солнца. Бутыли и бутылки горели на солнце, банки сверкали, охотники сидели вокруг и не могли оторвать глаз от этого богатства. То, что Попов имел столько водки, поразило всех. Значит, неправду говорили, что он маленький хозяин — не имеет водки, вот какой он большой хозяин… Эх, Винтер, Винтер, куда тебе!

Ай Попов, ай Попов, — Мы думали: какой человек Попов? А он вот какой!.

Федотов

сидел на колоде, довольный произведенным впечатлением, и говорил, путая русские, китайские и удэйские слова:

— Вот видите, каков наш хозяин. Он сделает все, что захочет. Он даст все, что вы захотите… Вот вы захотели водки, и, смотрите, сколько он прислал вам водки; захотите больше — он пришлет больше… Зачем вам ходить к Белке и Винтеру? Есть только один у вас хозяин — Попов Алексей Иванович! Водки каждый может взять в долг столько, сколько захочет, а платить будете в марте пушниной, как полагается честному охотнику.

Охотники зашумели, вскочили, все захотели водки по большой бутыли и еще по маленькой…

Федотов отпускал щедро: кому одну, кому две, а кому и все пять…

Бутылки и бутыли откупоривали тут же…

Такой великий праздник: Попов прислал водку! Зачем откладывать праздник? Сегодня пусть будет праздник!

Если выпьешь одну чашечку, как удержаться и не выпить второй?

Лэй, Лэй, как не выпить по второй! Был такой человек Лэй… Он наказывал всех удэ… А вот нет теперь Лэя, а есть Попов… Не наказывай нас, Попов, привози нам побольше водки!

Горело два десятка костров, на косе стало тесно. Кому стало тесно, тот, захватив водку, поплыл на соседнюю косу… Плыли в оморочках и батах, плыли стоя, плыли сидя. Псы бежали за хозяевами по берегу… Женщины смеялись, они тоже выпили водки, и теперь им было весело. В чашечках и чумашках они несли водку детям, даже грудным… Пусть все узнают радость.

Вот идет по реке дава, рука тянется за острогой; нет, не успела рука взять майму, ушла дава. Уходи, дава, уходи… у народа большой праздник… Попов прислал водку!..

Голоса замирали, солнце садилось, и, хотя оно садилось, по-прежнему было жарко, потому что была осень, а осенью всегда ясно и жарко…

Леонтий оторвал Федотова от торговли и спросил:

— Товар этот, Федотов, ты привел по собственному разумению, или Алексей Иванович…

— Алексей Иванович! — сказал Федотов. — Полное его распоряжение.

2

Леонтий не остался в стойбище… Невозможно было видеть, как водка валит с ног охотников.

Эх, Алексей Иванович, Алексей Иванович! Русский ты, а чем лучше Винтера?!

Добравшись до Раздольного, Леонтий переоделся и, подняв на баркасе паруса, вышел в Амурский залив.

За последнее время город изменился: строились многоэтажные дома. Главная улица из Американской стала Светланкою, остров Козакевича — Русским островом. Каменные дома взбираются на сопки, вырубаются рощи, тропинки превращаются в улицы. Исчезают золотистые пески бухты, усыпанные раковинами, морскими звездами и студенистыми телами медуз. Место их занимают бетонные массивы Коммерческого порта.