На сопках Маньчжурии

Далецкий Павел Леонидович

Попов был дома. Обедал. Обрадовался гостю:

— Друг ты мой, Леонтий Юстинович, здравствуй, здравствуй! Смотришь хмуро… С чего бы это?

— Сразу спросил, сразу и отвечу.

И Леонтий рассказал о ящиках с водкой, которые Федотов привез к удэйцам.

Алексей Иванович сначала отшучивался, потом сказал серьезно:

— Не хотел я, Леонтий Юстинович, пускать в ход водку, смотрел с дальним прицелом. Оказалось, нельзя. Есть такой закон в жизни: раз Винтер применил водку, я не могу торговать мукой. В трубу вылечу: и соболевщиков потеряю, и

дело погублю.

— Больно сердитый закон. Не годится он нам, отменить его нужно.

— Отмени, если можешь.

Марфа сидела за столом сурово, без улыбки, черные глаза ее смотрели прямо в глаза гостю.

Слушала нахмурясь. Чему она хмурится? Чем недовольна?

Руки у нее были хороши, нежные, с маленькими ладонями. Сидела прямо, что шло к ее лицу с красными полными губами, к высокой груди.

— Одно неприятно, Леонтий Юстинович… наши друзья удэ сопьются и перемрут. А не спаивать их не могу. Закон!

3

Когда Алексей Иванович выбрался наконец в Маньчжурию, там все кипело вокруг дороги и Русско-Китайского банка — хозяина ее и строителя.

В деревушке Хао-бин, которую русские окрестили Харбин, — столпотворение инженеров, банковских агентов, подрядчиков, разведчиков земных недр, людей, почуявших золото и уже нагревающих карманы.

В гостинице, наскоро поставленной из ящиков, в крошечных номерах жило по пять человек. Селились в китайских фанзах, рыли землянки. Ходили слухи о золотых россыпях, о целых обогащенных золотом хребтах.

Алексей Иванович познакомился с инженером и банковским деятелем Виталием Константиновичем Валевским. Новые знакомые оказались родственных коммерческих темпераментов.

— Вот и на долю русских выпало шагать по миру широкими шагами! — сказал Алексей Иванович.

— Оттого, что у нас Витте, — заметил Валевский. — Большой государственный ум! Такого Россия не имела со времен Петра… Хвастаюсь: мой личный друг!

Инженер Дубяга, занимавший в комнате Валевского угол, представитель министерства не то путей сообщения, не то финансов и какого-то только что возникшего общества, приехал искать руды.

Втроем — Валевский, Алексей Иванович и Дубяга — по вечерам сидели в комнатенке и строили планы захватов и обогащения.

Алексей Иванович полюбопытствовал:

— Итак, дорога через Маньчжурию — идея Витте! Но как удалось Витте добиться победы? Ведь англичане, американцы, японцы?..

— Удалось потому, что китайцы отлично понимают японские аппетиты! По смыслу нашего соглашения с маньчжурским двором дорога нужна не столько нам, сколько Китаю: если японцы опять посягнут на Китай, мы по железной дороге мгновенно перебрасываем войска и защищаем дружественную страну! — Валевский подлил вина в стаканы. — Витте вместе с тем думает и о внутренних реформах. Нам, коммерсантам, надо, чтобы крестьянин стал человеком, производил и покупал, чтобы стал, как говорит Витте, «персоной».

— А позволят ли ему стать персоной? — прищурился Дубяга, сухой, жилистый человек, который каждый стакан вина выпивал

залпом. — Придворная камарилья, дворяне-феодалы! Ведь это в плоть и кровь въелось! Вы думаете, Витте одолеет?

— Одолеет, ибо опирается на нас!

Валевский вытер взмокшее лицо, кудрявые волосы рассыпались по лбу.

Алексей Иванович пил мало, прислушиваясь к разноголосым звукам, наполнявшим гостиницу… За стеной разговаривали постояльцы, возбужденный голос кричал: «Сегодня в кармане рубль, завтра — сто тысяч!» Китаец-бойка пронес по коридору ужин.

— Витте превратит Россию в промышленную страну, можете быть уверены! — говорил Валевский. — Тут он исключительный мастер: все, что касается промышленности и финансов, он понимает, как поп — богослужение. Схватывает на лету, берет нюхом, догадкой, и никогда не ошибается. Во время войны с турками он был начальником движения Юго-Западных дорог. Он — тогда почти юноша! — отлично перебросил войска к румынской границе. Умен, черт, и проницателен! Россия под его руководством выйдет в первые ряды держав… Но только при нашей деятельной помощи!

Бойка заглянул в номер.

— Тащи еще вина, дружок! Насчет закуски? Тащи все, что найдется.

Теперь говорили все вместе, поднимали стаканы, чокались, стаканы звенели глухо, — дрянные стаканы, мог бы хозяин, толстомордый сибиряк, завести хорошие. Хрусталь мог бы завести, — столько дерет, толстая морда, за свои номера!

…Приморье наше отлично… но оно где-то там, на отлете, ни в России, ни в Китае, уперлось в море и торчит! Маньчжурия — сестра Китая!.. Маньчжурия будет центром новой кипучей России!..

Здесь промышленный деятель будет пробавляться не барсучьими шкурками, а руды поднимать на поверхность земли!

Все пьянели, не столько от вина, сколько от вожделений и чувства, что нет преград.

Попов говорил Валевскому:

— Мы станем истинно великим народом только тогда, когда освободимся от власти иностранцев. Посмотрите: Владивосток — оплот России на Тихом океане, — в сущности, принадлежит чужеземцам. Вгрызаются в русскую землю до того, что кайлом не выкорчуешь. Нужно, чтобы в русские богатства вкладывались русские деньги.

— Вот как, например, полковник Вонлярлярский вложил, — усмехнулся Дубяга, — получил концессию на разработку золотых приисков на Камчатке. Русский человек и русские деньги! Но тут же перепродал концессию американцу.

— Мерзавец!

— Согласен. Однако здесь претонкая вещь. Относительно иностранного капитала нужно действовать весьма и весьма осторожно. Первое: сможем ли мы без посторонней помощи вырастить русскую промышленность? Сомнительно, трижды сомнительно. Второе: на Россию за границей смотрят как на арену для приложения сил французы, бельгийцы, немцы, даже американцы! В русской промышленности около миллиарда иностранных вложений; ежели им запретить, ведь взвоют, крестовым походом пойдут против нас! — Дубяга поднял палец, — Китайскую стену надо возводить умело. Вот в Маньчжурии Сергей Юльевич ее возведет.