На сопках Маньчжурии
Шрифт:
— Меня вот что удивляет, господа офицеры, — сказал Кацуми, — сотни военных обществ распространяют у нас учение о завоевательной миссии Японии. Но возьмем одну эту войну: сколько народу мы уже потеряли под Порт-Артуром и на полях Маньчжурии? А ведь решительного сражения еще не было. Откуда же черпать силы, господин лейтенант, для бесконечных завоеваний?
Кацуми не понравился Маэяме. Подвижной, суетливый. И это накануне боя! А ведь вполне вероятно, завтра солдат Кацуми будет убит. Суетливый молодой солдат — это отвратительно! Что любопытного нашел в нем Юдзо?
— Завоевания мыслятся в течение
— Пусть даже он помещик и грабит своих арендаторов, пусть даже он капиталист и уничтожает японский народ у своих станков? Нет, меня такая формула не привлекает.
Маэяма остановился.
— Социалист? — спросил он глухо.
— Предположим. Мой лейтенант Юдзо назвал вас чистым человеком, поэтому я буду с вами откровенен: мир самурайской доблести, в котором живете вы, создан искусственно. Одни создавали его преднамеренно, желая извлечь из него пользу, — ведь согласитесь, многим властителям выгодно иметь людей, готовых умереть за них в любую минуту! — другие творили его инстинктивно, чтобы украсить свою неприглядную подневольную судьбу.
Лицо Маэямы стало пепельным от гнева:
— Выгодно! Чудовищное торгашеское слово в применении к садам цветущих вишен, в применении к соцветиям яшмы нашей души! На каком языке говорят ваши солдаты, Юдзо-сан?
— На языке жизни, лейтенант.
Маэяма круто повернулся и зашагал назад. Шел он широким шагом, придерживая саблю и стараясь успокоиться. Социалист! В японской армии социалист! Размышляя о социалистах, Маэяма допускал, что социалист может попасть в армию. Но он был убежден, что, как только социалист наденет мундир японского солдата и пойдет в ногу со своими товарищами по дороге войны, все его вздорные европейские идеи разлетятся в прах.
Солнце уже село, но над Ляояном еще горели пурпурные облака. Их было много, они застыли, точно хотели прикрыть землю со всем тем, что творилось на ней.
9
На рассвете со стороны Ляояна донесся гул канонады. Рота за ротой выходили на каменистую дорогу. Палатки сложили, носильщики подхватывали на плечи полковое имущество, Юдзо шел со своим взводом. Капитан Яманаки следил за тем, как его рота становилась в строй полка.
Пронесли на холмик полковое знамя. К знамени прошел командир полка Аоки, вынул бумажку и стал читать, И сейчас же командиры рот тоже вынули бумажки и стали читать.
Они читали приказ, с которым Аоки обратился к полку.
— «Помните, жизнь всех вас в моих руках, — гудел хрипловатый голос Яманаки. Он читал с напряжением, одним глазом. Второй, раненный, перевязанный марлей, болел, и боль отдавалась в здоровом глазу. — Помните, я не задумаюсь принести ваши жизни в жертву, если это потребуется для успеха».
Чтение приказа закончилось, полк прокричал «банзай» — десять тысяч лет тебе! — и быстрым шагом двинулся вперед. Никто не приказывал ускорить шаг, но все торопились. Канонада под Ляояном говорила о том, что бой уже начался.
Через час встретили еще воинские части. Все спешили в одном направлении — к Ляояну. На короткой остановке Маэяма куда-то уходил, а вернувшись,
— Все нам благоприятствует, — сказал Маэяма. — Сегодня мы будем в самом центре событий.
В течение следующего часа рота двигалась по узким дорогам среди гаоляновых полей. Миновали одну деревню, вторую. Гул канонады усилился. Впереди, под белыми облаками шрапнельных разрывов, показалась вершина горы Маэтунь. Роту задержали в небольшой деревне. Оставленная жителями деревня с поразительной быстротой превращалась в лазарет: раненых несли на носилках, раненых вели товарищи, раненые шли сами, ковыляя, опираясь на палки. Такого количества раненых Юдзо еще не видел.
— Вторая атака отбита, — сказал офицер с перевязанной полотенцем головой.
Яманаки узнал, что назначение роты — помешать русским ударить в стык между армиями Оку и Куроки.
Юдзо вышел из деревни. Русская артиллерия обстреливала соседнюю сопку, занятую батальоном. Снаряды падали на нее дождем. Вот это действительно скорострельная артиллерия, не то что у японцев! Едва успел Юдзо обогнуть сопку, как батальон перестал существовать. Отдельные оставшиеся в живых солдаты сбегали вниз, волоча на перешибленном древке знамя.
Кто-то бежит из деревни, крича во весь голос. Машет руками. Кому машет? Бежит Ясуи…
— Рота уходит!
Они побежали вместе.
Рота уже выступала. Маэяма сказал:
— У нас артиллерии больше в четыре раза, но мы не можем заставить русских замолчать. — Лицо его было бледно и спокойно. По-видимому, он считал, что жить ему осталось несколько часов. — Вы знакомы с последними новостями? Мы рядом с одиннадцатой бригадой. Командир первого полка убит, командир второго — ранен. Его адъютант отправился к русским укреплениям на рекогносцировку, на обратном пути убит. Никто не узнаёт русских. Наши офицеры полны решимости и вместе с тем растеряны… Капитан Яманаки заявил, что мы идем в помощь батальону майора Тэмая, который понес большие потери.
… Батальон Тэмая нашли в овраге, И сейчас же, как только рота присоединилась к нему, батальон направился вверх по оврагу. Овраг кончался у вершины небольшой сопки, где все время рвались снаряды.
Маэяма бежал, прыгая через камни. Ясуи торопился за ним и оглядывался на Юдзо. Юдзо побежал тоже.
Вершину сопки миновали, завалив ее трупами, но спуститься со склона было невозможно: всюду над ним рвалась шрапнель. Солдаты сами собой, без приказа офицеров, повернули вокруг вершины, спустились с противоположного склона и укрылись в лощине.
Юдзо лежал на спине, Маэяма сидел рядом. Заморосил дождь. Но никто не обращал на него внимания.
Подошел неизвестный лейтенант и сообщил, что, по доставленным сведениям, Куропаткин готовит прорыв фронта 4-й армии и что для отвлечения русских резервов Оку получил приказ занять высоты Шаушаньпу, для чего необходимо обойти и взять Маэтунь. Лейтенант был без фуражки, потерянной во время утренней атаки, борода его была всклокочена, тужурка расстегнута. Юдзо увидел грязное тело, по которому сбегали струйки дождя.