На старой мельнице
Шрифт:
Дядя Егор слушал и улыбался.
– Не хочу учиться – хочу жениться, – сказал он.
Митька отвернулся от него.
– Плохо в школе?
– Хорошо.
– Почему же не ходишь?
– Гляди... – кивнула на ремень мать, но квартирант посмотрел на неё, и она замолчала.
– А чего ему в школе делать? – сказал дядя Егор. – Читать-писать умеет, и ладно…
– Кому он нужен будет необразованный? – удивилась мать.
– Богу, – коротко сказал дядя Егор.
Митька вытаращил на него глаза. Такого оборота он не ожидал.
– А мне никакой бог не нужен, – пробурчал он. – Я сам по себе…
– Замолчи, нехристь! –
– Утешься, сестрица, – помолчав, сказал тот. – Это не мальчонкины слова… Сатанинские.
Они с матерью заговорили о боге. Вернее, говорил дядя Егор, а мать и Митька слушали.
Рассказывал он о житии разных святых и пророков интересно. Ровный голос его звучал мягко, задушевно. Белые руки покойно лежали на коленях, глаза от умиления увлажнялись. Он рассказывал, а борода его чуть заметно шевелилась, будто в ней ветерок запутался. У матери в чёрных глазах так и сиял восторг. Митька сначала слушал с недоверием, а потом тоже увлёкся.
В эту ночь они легли спать поздно. Митька долго не мог заснуть. Он смотрел в потолок, по которому двигалось жёлтое лунное пятно, и перед ним цепочкой, как гуси на водопой, проходили бледные лики святых проповедников. Они лучисто улыбались, подмигивали: «Живы мы, брат Митрий… Живёхоньки!»
Мать почему-то упорно не хотела идти в школу. Митька тоже не ходил. Теперь он не прятался и сидел дома. И мать ничего ему не говорила, вроде бы так и надо.
Когда она уходила на кордон, Митька коротал время с квартирантом. Дядя Егор нигде не работал. Вставал поздно и не сразу: ещё с полчаса скрипел на кровати пружинами, кряхтел, бормотал что-то. Наверное, молитву сотворял. Мать молилась, стоя на полу на коленях, а он, видно, лёжа. Плотно завтракал и до обеда сидел на берегу с удочкой. Только волосатая голова его торчала над осокой. После обеда ложился часика на два вздремнуть. Храпел гулко, заливисто. К нему часто наведывалась с какими-то незнакомыми людьми тётка Лиза. Люди приносили с собой узелки и пакеты с разной домашней снедью. Запирались в горнице и долго о чём-то толковали. Митька за стеной слышал глухие голоса, но слов не разбирал. К дяде Егору все относились с большим почтением. Переступив порог, низко кланялись ему, а иногда и целовали руку.
Приходили по одному, со стороны леса. Из окна Митька безошибочно угадывал богомолов. Выйдя на дорогу, они сразу не решались идти к мельнице, стояли в тени деревьев, озирались. Женщины были в чёрных платьях, а мужчины (их всего Митька насчитал человек шесть) кто в чём. Своих сельских среди них он не примечал. Видно, из соседних деревень.
Пока богомолы отдыхали с дороги у плотины, дядя Егор не спеша расчёсывал перед зеркалом свою бороду, усы. Из-под кровати вытаскивал вещевой мешок. Там на самом дне лежали книги. Совал под мышку одну и, ещё раз, осмотрев себя в зеркало, отправлялся на мельницу…
Иногда на мельнице собиралось человек двадцать.
Дядя Егор с матерью приходили домой на рассвете усталые, с воспалёнными глазами. Иногда приводили с собой незнакомых людей, и те молча прямо на полу укладывались спать.
Кто они, – Митька не знал. Когда мальчик утром просыпался, на полу уже никого не было. Но в избе долго ещё стоял тяжёлый запах лука, свечек и пота.
Отоспавшись, дядя Егор закусывал. Люди уходили с пустыми котомками, зато на столе в эти дни была и свиная домашняя колбаса, и варёная курица, и сало.
Рыбачили
– Кем ты хочешь быть, Митрий? – как-то спросил дядя Егор.
Митька долго молчал.
– Лесником, – наконец сказал он.
– Хорошая работа, – сразу одобрил дядя Егор. – Тихая и от мирской суеты удалённая.
– Страшно ночью в лесу… Там лешие.
– Нечисти хватает. – Дядя Егор быстро взглянул на Митьку. – Страшишься нечистой силы?
– А вы? – уклоняясь от ответа, спросил Митька.
– Я от нечистой силы убережён, – сказал дядя Егор.
Митька недоверчиво улыбнулся.
– Меня бог бережёт, – сказал дядя Егор.
– А меня не бережёт…
– Без бога за порог – бес поперёк. – Дядя Егор помолчал и взглянул на Митьку: – Прими водное крещение… Ни один леший страшен не будет.
Молчит Митька. Стрижёт чёрными бровями. Думает. Он бы, может быть, окрестился, да что ребята скажут, Стёпка? Узнают – проходу не дадут. Особенно этот Огурец. Привяжется – хоть караул кричи! Век не отстанет. А с другой стороны, лес… Лес страшнее. Через лес Митьке частенько приходится вечером ходить. Окрестится он – и ни один леший его в жизни не тронет. В самую тёмную ночь иди – и хоть бы что. Бог будет беречь… Бог. Бога-то нет?!
Путаются, скачут мысли в Митькиной голове. Не видит он, что рыба давно уж поплавок под воду утащила. А дядя Егор и видит, да молчит. Молчит и неприметно для Митьки улыбается, дескать: «Никуда ты, парень, от меня не уйдёшь… Мой будешь, как миленький!»
Придёт Митька с речки, а дома мать начинает:
– Окрестись, сынок! Мать я тебе или нет? Не на худое ведь неволю.
– Прими водное крещение, Митрий, – мягко настаивает дядя Егор. – Крещёного бог бережёт. Учти, бог долго ждёт, да больно бьёт.
Крепился Митька, крепился, а потом рукой махнул.
– Мне что – крести, – сказал он матери. – Ребята в школе будут дразниться… И так уже прозвали «богомолом».
– Обойдётся, Митенька! – обрадовалась мать. – Никто и не узнает.
– А где вы меня крестить будете? – спросил Митька. – В церкви? Да я в эту… купальню и не влезу.
– В реке, сынок, – сказала мать. – В нашей Калинке.
12. КРЕЩЕНИЕ.
Митька нехотя стащил с себя рубаху и зябко повёл голыми плечами. Дует. Время-то не летнее. Конец сентября. Штаны снимать не хотелось. Может быть, можно в штанах? Он шагнул к воде и попробовал ногой: холодная! Тоскливо посмотрел на противоположный берег. Сосны, словно стыдя его, укоризненно качали макушками. Камыш тоже хмурился, грозился своими листьями-саблями. И Митьке вдруг стало стыдно: зачем он согласился?
За спиной стояли дядя Егор и мать. Они молчали, но Митька ощущал их выжидающие взгляды.
– Я полезу в штанах, – сказал он.
– Сыми, — прозвучал за спиной суровый голос дяди Егора.
Митька тяжело вздохнул и отпустил ремень. Штаны мягко упали в траву. Он переступил через них и поспешно зашагал к воде.
– Трусы тоже сыми, – остановил его голос дяди Егора. – Нагишом ступай в воду.
– Сам сымай, – под нос пробурчал Митька и подумал: «Тебе-то, чёртов брат, хорошо на берегу… В штанах!»