На суровом склоне
Шрифт:
Курнатовский ухватился именно за эти особенности комитетов:
— Вы сами, Антон Антонович, опровергаете необходимость каких-то общих, универсальных организаций, которые должно преподать массам. Ведь это же блестящий пример диалектического развития революции, ваши Смешанные комитеты. Смотрите: что было основной задачей на железной дороге, пока шла война с японцами? Остановка движения. Стачечные комитеты, энергично действовавшие в ту пору на дороге, отлично справились с этой задачей. Но после заключения мира с Японией задача стала уже другая: при необходимости эвакуации войск
— Виктор Константинович, Читинский комитет и подсказал идею насчет Смешанных комитетов, — осторожно заметил Гонцов.
— Ну, честь ему и слава. А насчет «Читинской республики» мне представляется, что Чита — ручеек, текущий в море российской революции, а раз так, то почему, же «Читинская республика»? Нет, уж лучше так: Российская республика, а Чита — центр революционного Забайкалья, ее опорный пункт. Что, вам не нравится, Антон Антонович? — спросил Виктор Константинович. — «Конвент» — это, конечно, звучит внушительнее.
Антон Антонович разгорячился, вскочил со стула:
— Я не настаиваю на «Конвенте». Но почему я произнес именно это слово? Оно обязывает. А я сегодня, когда солдаты выбирали меня в Совет, когда кричали: «Григоровича!» — я физически почувствовал, что время само подталкивает нас. Солдаты выбрали Совет. Это значит, что они отказались повиноваться своим прямым начальникам. Генералы наши читинские больше им не командиры, а судьбу свою солдаты вверили нам, ими выбранным. Все складывается хорошо, но не в тех формах, не в той, что ли, последовательности, как мы себе представляли.
Курнатовский с легкой насмешкой спросил:
— Короче говоря: где же баррикады? Так?
Антон Антонович упрямо мотнул головой:
— Да, хотя бы. Или вернее: когда баррикады?
Виктор Константинович зашагал по комнате, на ходу бросая:
— Откуда вы знаете, что в конкретных читинских условиях пролетариат может взять власть, только борясь на баррикадах?
Гонцов и Таня смотрели на Курнатовского во все глаза. Антон Антонович недоуменно проговорил:
— Но у Маркса…
Курнатовский перебил почти грубо:
— Марксизм не догма. Маркс дает не панацею, а объяснение, ключ к раскрытию существа явлений. Да вот же перед вами живая история: фактически в Чите власть перешла к рабочим и солдатам без баррикад. Без стрельбы. Без звуковых и световых эффектов. Восстание имело место? Да. Солдаты и рабочие отказались повиноваться властям. Так?
Курнатовский спрашивал Гонцова, остановившись перед ним и смотря ему в глаза, словно ожидая возражений, чтобы обрушиться на него градом
Гонцов кашлянул и твердо ответил:
— И Маркс учил, и Ленин пишет, — он запнулся, — и я так понимаю: оружие решает.
— Вот-вот! — обрадовался Курнатовский. — Я же не вегетарианство проповедую! И не меньшевистскую говорильню утверждаю! В Чите, в ее своеобразных, исторически сложившихся условиях, революция побеждает в другой форме, чем в Москве. И огромную роль, прямо-таки решающую роль, играет наличие вооруженной и обученной рабочей дружины. Не будь ее, Румшевич и Холщевников задавили бы революцию в зародыше.
Курнатовский своими светлыми зоркими глазами оглядел всех.
— Листовки Читинского комитета я читал. Есть среди них очень сильные, за душу берущие. Но, товарищи, нужна газета. Партийная честная газета, обобщающая опыт, разъясняющая события. И знаете, как я начал бы передовую статью в первом номере этой газеты, если бы мне довелось ее написать? Я начал бы ее так: «О, если бы Маркс был жив, чтобы видеть все это собственными глазами!» Так воскликнул на склоне лет старик Энгельс, окидывая взглядом могучее рабочее движение». Я бы написал: «И всякий раз, когда думаешь о рабочем движении в России, хочется сказать: о, если бы были живы бессмертные вожди пролетариата Маркс и Энгельс, чтобы собственными глазами видеть, как сбываются их предсказания!»
Из Иркутска приехал Вадим Кронин, свои статьи он подписывал — Матвей Кремень — и сказал, что все неправильно. Неправильно, что в редакции с утра и до поздней ночи, а то и ночью толкутся люди. Одни приходят, другие уходят. Деповские рабочие являются прямо с работы, чего-то требуют, на кого-то жалуются. Все это очень громко. И что здесь делают вооруженные люди? Редакция не штаб. Это неудобно! Неправильно, что сотрудники редакции пропадают целыми днями то в мастерских, то еще где-то, статьи пишут, положив блокнот себе на колено, а все столы в редакции заняты посторонними…
Кронин обвел глазами большую комнату с низким потолком, под которым плавали облака табачного дыма. В углу, склонившись над бумагами, несколько человек что-то бурно обсуждали. Чей-то голос, заглушая остальные, диктовал:
— Доверенному товарищества печатного дела «Бергут и сыновья». Настаиваем на полном удовлетворении наших требований. Впредь до выполнения их забастовку будем продолжать…
Другой голос с легкой хрипотцой вставил:
— Повторить надо насчет наборщиков. По шрифтам расценки указывать. Старая лисица нарочно путает карты! А у наборщика в кармане свист!
— И вообще весь наш роскошный особняк, — Кронин, иронизируя, имел в виду приземистый бревенчатый дом Шериха, в котором помещалась редакция «Забайкальского рабочего», — похож на потревоженный улей. Только без строгой организации, свойственной пчелиному обществу! — добавил он и улыбнулся своей остроте. — Так нельзя работать, уважаемый. Не полагается так в редакции газеты. У нас сейчас 1905-й, а не 1895 год. Культура газетной работы…
— Откуда мы знаем, как полагается? Такая газета еще нигде не издавалась, — наконец разжал губы Курнатовский.