На темной стороне Луны

Вайнер Георгий Александрович

— Не вздумай мне чего-нибудь говорить сейчас.

И секретарь тихо сел на место.

Тура вошел в кабинет генерала. Эргашев сидел за своим огромным столом, маленький, ссохшийся, бесконечно одинокий, в своем продубевшем от соли кителе. Вокруг царил непривычный беспорядок: валялись мелко изорванные клочки бумаги, обрывки блокнотов. В пепельнице чернела зола, генерал

жег записки. Это было похоже на эвакуацию.

Ватным лунатическим шагом Тура подошел к нему вплотную и посмотрел в глаза. Эргашев засмеялся, и смех его был страшен. У него был зловещий оскал — как старая выкопанная из земли обойма, ржавая, рыжевато-зеленая.

— Ну что, ты добился своего? — тихо сказал Эргашев.

— Да, я ведь вам сказал, что я найду убийцу Пака, — так же тихо ответил Тура и удивился тому, что не испытывает к генералу ни ненависти, ни злости. У него было ощущение, что умерла душа. Эргашев покачал головой и сказал:

— Наши отцы повторяли, что главная надежда в жизни нахлебника — дождаться дня, когда он плюнет в лицо своему благодетелю.

Тура, не присаживаясь, стоял над его столом, пытаясь в последний раз понять, что же творилось в душе этого странного, необычного человека, и ничего не понял. В его душе был сгусток беспросветной тьмы. Непроглядная, жуткая чернота.

Эргашев встал и сказал:

— Ты и себя погубил.

Повернулся и медленно вышел в дверь за своим столом, где у него находилась комната отдыха.

Тишина висела в кабинете, разминаемая затихающим стуком кавалерийских сапог Эргашева. Потом наступило безмолвие, взорванное коротким грохотом пистолетного выстрела. И через мгновение — тяжелый металлический стук упавшего на паркет оружия. Тура обошел стол, подошел к раскрытым дверям комнаты отдыха и увидел, что Эргашев сидит в углу дивана, запрокинув голову, и рукой закрывает черно-красное пятно на груди.

Тура постоял несколько мгновений, повернулся, и путь через этот огромный кабинет был бесконечен. Он вышел в приемную и сказал белому от ужаса секретарю:

— Генерал Эргашев застрелился.

Тура медленно прошел по коридору,

спустился по лестнице, миновал вестибюль и вошел в дежурную часть, и никак не мог понять, почему все расступаются перед ним. Энвер, сидевший за столом дежурного, беззвучно шевелил губами, и никак не мог Тура объять смысл слов, которые говорил ему товарищ. Слова бились в него и отлетали, будто он был покрыт стеклянным футляром, пока стекло с хрустом не развалилось, и наконец до него дошло, что говорит, беспомощно повторяя раз за разом, Энвер:

— Устоз, сообщение из Ташкента. Ваша семья попала в автокатастрофу. Грузовик наехал. Ведутся розыски.

Тура присел за стол, удивляясь каменной неподвижности собственной души. Ни боли, ни ужаса, ни страха. Он не думал ни об уголовном деле, возбужденном против него, ни о приятном старичке Инояте-ходже и его учениках, ни об адвокате Рахимове, знавшем адрес Нади и Улугбека. Он не думал об умершем генерале Эргашеве и о лежащем в урчашминской больнице Силаче, он не думал о себе. Одна бессмысленная и навязчивая мысль давила его. Он думал о том, что скорее всего это придумал Отец-Сын-Основатель: победитель платит за все.

Из газет:

Кобры над золотом

Долгую и трудную борьбу с организованной преступностью в Узбекистане ведет следственная группа Прокуратуры СССР… Никто тогда не предполагал, что все гораздо сложнее, что нити… потянутся по всему Узбекистану, в его столицу…

За пять лет под стражу был взят ряд руководящих работников, включая бывших секретарей ЦК Компартии Узбекистана, первых секретарей обкомов, горкомов и райкомов партии, Председателя Совмина республики, заместителя Председателя Верховного Совета Узбекистана, управляющего делами ЦК партии, первого заместителя министра МВД СССР, министра внутренних дел Узбекистана и трех его заместителей, начальников областных УВД, советских и хозяйственных работников.

«Правда», 23 января 1988 года