На темной стороне Луны
Шрифт:
Тура стал быстро просматривать. Те же стандартные формулировки: «Злоупотреблял должностным положением…», «принудил милиционера-водителя…», «нанесло значительный ущерб…» — Тура пренебрежительно отбросил бланк.
Благодушно-насмешливое отношение, с которым он отнесся первоначально к прокурорско-следственной стряпне Соатова, быстро улетучилось.
— Признаешь себя виновным? — жестко спросил Соатов.
— Нет. Как у тебя вообще поворачивается язык говорить об этом? Ты же знаешь все не хуже меня! Это же вранье! От начала до конца. —
— Ты мне вопросов не задавай! — крикнул Соатов. — Это я тебя спрашиваю: признаешь себя виновным? Предъявленное обвинение тебе понятно?
— Обвинение понятно. Обвинения не признаю!
Соатов официальным голосом сообщил:
— Я сейчас допрошу вас в качестве обвиняемого…
— В этом нет необходимости. Перепиши все с моего допроса в качестве свидетеля. У меня нет ни дополнений, ни возражений. Я подпишу в любой момент. А здесь, — Тура взял бланк, вытащил авторучку, — пишу: «Не признаю». И расписываюсь… Все!
Соатов сделал внушительную паузу и деловито закончил:
— Мне остается избрать…
Тура молча смотрел на него, уже догадавшись, куда ведет Соатов.
— …Меру пресечения с учетом способов уклонения обвиняемого от следствия и суда с учетом его личности…
Тура перебил:
— Вот именно! С учетом моей личности, как требует закон, с учетом моего беспорочного прошлого. Моей партийности…
— Вопрос о партийности будет решен сегодня. Тебя привезут в райком.
— Привезут?!
— Да. Привезут… — В первый раз Соатов позволил себе открыто выразить свое торжество. Бойкие глазки его сошлись, весело сверкнув, щеки разрумянились. Тура не видел его таким — недожаренный натуральный шницель.
— С тобой бессмысленно разговаривать, — вздохнул Тура. — Ты — не человек. Ты — кадавр. У тебя стеклянный глаз, фанерная глотка, кирпичное сердце…
— А нам с тобой сейчас и не о чем говорить! — Соатов поджал губу. — Тебя сейчас отвезут в райком, сам ты не пойдешь. Сдашь партбилет. Он у тебя с собой. Я избираю тебе мерой пресечения содержание под стражей. С учетом положения, которое ты прежде занимал в милиции. С тебя другой спрос… Согласен?
Кровь ушла из сердца, хотя Тура уже понял — решение принято.
— Ты все-таки решился арестовать меня?!
— Уже арестовал, — он снял трубку прямой связи с дежурным. — Это Соатов говорит. Пришлите ко мне в кабинет наряд. Я скажу, что надо сделать…
Соатов еще не положил трубку, как Тура перегнулся через стол и выхватил из приоткрытого ящика лежавший там пистолет Соатова, направил ему в лицо:
— Руки! Быстро! Мне некогда повторять… Быстро, я тебе сказал…
Соатов побледнел. Из трубки, которую он все еще держал, уже неслись частые гудки. Он так и поднял руки вместе с трубкой.
— К стене! Сюда! Живо!.. У меня нет времени…
Соатов как лунатик шагнул в сторону. Тура с силой дернул кабель, тянувшийся к коммутатору оперативной связи на столе, он не поддался. Тура достал из кармана перочинный
— Ты за это ответишь… — прохрипел Соатов. — Сопротивление при исполнении возложенных законом обязанностей… Понуждение… Пистолет… Под расстрел пойдешь…
— А привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновного? Заведомо незаконный арест… Как это?
На лестнице были уже слышны шаги. Тура взглянул на Соатова, поймал его взгляд.
— Слушай внимательно. Ты меня знаешь. Я на ветер слова не бросаю. Сейчас я запру тебя. Если подойдешь к окну и хоть слово крикнешь, я вернусь… Я убью тебя, продажная гадина! — Он сунул пистолет в карман. — Запомни!
Тура вышел из кабинета, повернул ключ в дверях.
Тура показался в коридоре как раз вовремя. Навстречу шел дежурный по управлению, старый служака, с каким-то молодым милиционером. Появление в коридоре спокойно идущего навстречу Туры Халматова повергло обоих в легкий шок.
— Товарищ подполковник… — дежурный замялся. — Звонил помощник прокурора Соатов…
— Я знаю… — сказал Тура. Позади, в кабинете, все было спокойно; Соатов сидел тихо, как мышь. — Но у нас еще масса вопросов. Идите сейчас в приемную генерала, дождитесь там Соатова…
— Вот и хорошо… — Служака-дежурный достал платок, с облегчением вытер вспотевший лоб. — Пошли, Азиз…
Путь к выходу был открыт.
В вестибюле, около аквариума, Тура увидел нескольких офицеров, столпившихся вокруг Назраткулова, в ужасе и гневе объяснявшего, что произойдет, когда приедет Эргашев. Туру окликнули, но Халматов, не останавливаясь, прошел к выходу. Ночь была душной, с азиатскими низкими звездами, с вялым шелестом ссохшейся на деревьях листвы.
Из-за служебных машин навстречу ему бесшумно выползла Автомотриса.
— Я уже не верил, что ты появишься, — вполголоса заметил Силач, когда Тура нырнул в кабину. Тулкун Азимов тихо дремал сзади.
— Сматываемся!..
В ту же минуту на втором этаже раздался грохот — Соатов, убедившись в том, что ему реально ничто не угрожает, чем-то тяжелым — видимо, стулом — сокрушал дверь.
— …И быстро!
Описали по площади стремительную дугу вокруг бюста Отцу-Сыну-Основателю, с ревом выкатились к Великой Транспортной развязке, помчали по прямой пустынной трассе.
— Как они не догадались сломать Автомотрису? — подумал вслух Тура. — Или вообще угнать.
Силач засмеялся:
— А я это предвидел. Я последние три ночи сплю в ней. И оставляю зажженным свет. Угонять вместе со мной — затруднительно…
— И такое тоже бывает, — подал сзади голос Тулкун Азимов. — Лет двадцать назад банда была, они застрелили милиционера, захватили машину. Нам предлагали взять отделение автоматчиков, самоходку и брать их в кишлаке, а генерал Эргашев, он тогда капитан был, сказал: «Не надо, мы вдвоем пойдем с Тулкуном и возьмем их». Ну, и взяли…