На тихой Сороти

Чудакова Валентина Васильевна

Ленька пожал худыми плечами;

— Не хочешь — не верь. Пашки Суханина я испугался.

Где ж он тебя поймал? •

Да не он меня, а я его! К Захарихе он заявился. К ней и всегда-то мужики ходили самогонку лакать. А тут с осени повадились гости ночью приходить. Мужики какие-то ненашенские. И все «шу-шу-шу». А когда твою мамку подстрелили, я и стал кумекать, что к чему. Пожар вспомнил да как почту обстреляли. Раа просыпаюсь, слышу опять «шу-шу-шу...». Глядь — мать честная: Пашка Суханин за столом сидит. Мне б, дураку, промолчать, а я закричал Захарихе: «Так вот ты, контра,

с кем водишься?!» Ну, понятное дело, меня с печи стащили за шкирятник. Захариха шипит: «Донесешь?» Я молчу, а Пашка посмеивается: «Жить хочет — не донесет». А Захариха: «Пикнешь — убью! Сонного топором зарублю!» А ты говоришь — мать... Ну я и удрал.

С минуту мы молчали. Я призадумалась, пытаясь по-честному оценить Ленькин поступок. Так и не нашла ему оправдания. Выходит, и в самом деле трус? Ну хоть бы был девчонкой, а то этакий верзила!.. Если бы все стали удирать, то... Павлик Морозов небось не удрал. Ни'отца, ни деда не испугался. Погиб, но не струсил. Совсем недавно кулаки убили пионера-героя. Теперь его вся страна знает. И я бы не. удрала.

Я укорила Леньку:

Эх ты! В милицию не мог сходить? Ведь знал же, знал, что Пашку ищут еще с пожара...

Побоялся, что Чижов не поверит. Не любил он меня. Я ж ему что ни день досаждал. В колонию он меня упечь грозился. Потому и не пошел к нему...

А почему ты Анне Тимофеевне не рассказал?

Э-э-э... Ничего ты не понимаешь. Ну и не жить бы ни ей, ни мне.

Никого она не боится! И у нее это самое... Шашка есть. Боевая.

Ленька насмешливо сощурился!

С тобой разговоры разговаривать — все равно что в ступе воду толочь. А мне некогда. Меня товарищ Пузанов ждет. У нас с ним дела особые. — Ленька заметно важничал. Одернул гимнастерку, поправил яркую бляху ремня и даже погляделся в маленькое карманное зеркальце. И чуб расчесал крошечной костяной расческой. Ну и ну!..

Ох ты и форсун! Ох и воображала...

— На том стоим. Мы ведь не кто-нибудь. Служивые. Кадровые.— Ленька звонко щелкнул каблуками щегольских сапог, круто, по-военному повернулся и исчез. И только тут я вспомнила, что забыла спросить про бандитов. Сколько их и кого они в облаве убили и ранили. Ну вот ворона-кума! Теперь опять жди, когда кто-нибудь придет.

Ждать пришлось недолго. На другой день мне сняли гипс и выписали домой с костылем. Пришла за мной не Тоня, а бабушка, опять приехавшая из деревни. Она-то мне все и рассказала.

Бандитов было всего пять. Шестая — Захариха-просвирня. А седьмой— рыжий Прокоп Козлов, неведомо как затесавшийся в шайку. Шел в монахи — попал в бандиты. В перестрелке у Змеиной горы был убит один молодой пограничник да легко ранен в руку Петя-футболист. Вот тебе и «видимо-невидимо». Ну и тетя Паша! Вот сочинительница. А Тонька наша теперь уж наверняка выскочит замуж. Петя-то герой.

Все жители района с нетерпением ждали суда над бандитами. Предугадывали приговор. Отец Аленки Чемодановой пытался утешать деда Козлова. Говорил, что Прокопа к расстрелу не приговорят, потому что он пристал к бандитской шайке единственно по своей серой несознательности. Дед Козлов сказал утешителю: «Отчепись, барин. Не бередь ты

мою душу. Прокопа у меня нет. Помер Максим, и леший с ним. Дурную траву — с поля долой».

Следствие товарищ Пузанов держал в строжайшем секрете. Но все равно слухов в поселке было множество. А что — правда, что — выдумка, за то никто поручиться не мог. Ясно было только с Пашкой Суханиным и его сообщниками. Это враги открытые. Кулацкие сыновья, сбежавшие с высылки, чтобы свести счеты, с кем доведется. Душу потешить, а там — куда кривая вывезет. Прокоп Козлов тоже не представлял особой загадки. Подкулачник. А вот Захариха!.. Вряд ли только из-за водки она помогала суханинской шайке.

Старожилы поселка вспоминали, что первыми приютили Захариху сердобольные Надины тетки. Так оно и было в голодном двадцать втором году. А теперь барышни Прянишниковы только руками разводили: «Мы ж православные. Беженка безродная с младенцем на руках да к тому же вдова красноармейская. Вот и пригрели. И на место умершей просвирни-бобылки пристроили. Дело божье». Вот и всё. А прошлого Захарихи никто не знал. Из каких-то неведомых источников вдруг возник слух, что Захариха — не Захариха, а дочь разбогатевшего нездешнего живодера— Матрена Курносенкова и не красноармейская вдова, а, наоборот, ярая белогвардейка. И что Ленька не ее сын. Не иначе как Захариха где-нибудь украла младенца, чтобы легче было спрятаться на новом месте. Вот и разберись тут суд праведный...

Петя-футболист теперь ходил к нам каждый день как домой. Тонька сейчас же ему под раненый локоть самую мягкую подушку-думку подсунет, а потом уже глаз не сводит со своего суженого-ряженого. Совсем с панталыку сбилась. То пересолит, то недосолит. Бабушка на нее не сердится. Помалкивает. И к Пете она стала заметно ласковее. На третий день после ареста бандитов бабка моя спросила Петю, когда же их будут судить.

— Не скоро,— ответил Петя. — И не у нас. Ленинград их затребовал. Завтра отправка. Там размотают змеиный клубок.

Разумеется, об этом в тот же вечер от меня узнали мои друзья, и решили мы не прозевать отправку. Интересно поглядеть на Пашкину шайку-лейку. Враги — какие они?..

На другой день с самого утра наша компания дежурила у ворот тюрьмы. Люська наскакивала на меня: ; — Эх ты! Не могла у Пети спросить, когда будет отправка. Торчи тут теперь целый день. Жарко ж...

Я оправдывалась:

— Так ведь поезд-то в двенадцать! Другого нет.

Рассудительный Вовка Баранов возразил:

— А откуда ты знаешь, что их повезут пассажирским? Может быть, из Пскова специальный вагон подадут. Тюремный. С решетками, чтоб не убежали.

— Тоже верно.

Давайте пока в лапту сыграем,— предложила Надя. — У меня мячик с собой.

Не до мячика,— отмахнулся Вовка.

Мы уселись на обочине травянистой канавы как раз напротив железных глухих тюремных ворот. Все молчали, кроме Люськи. Та все еще меня пробирала за непростительное ротозейство. Дина не выдержала:

— Отвяжись ты от нее наконец! Куда нам торопиться? Экзамены позади. Мы теперь вольные казаки.

— Вон Ленька Захаров идет,— сказала Надя. — Он, наверное, знает...