На тревожных перекрестках. Записки чекиста
Шрифт:
Прежде всего он основательно познакомился со всеми членами нашей группы, подробно расспросил каждого: где родился, кто отец и мать, пришлось ли учиться, где и кем работал, когда вступил в Красную Армию, в каких боях участвовал, есть ли ранения. Коммунистам задавал вопросы о работе в ячейке, о политической учебе. Особо интересовался знанием языков – литовского, белорусского, польского, спрашивал, представляет ли человек, что его ждет во вражеском тылу.
Затем собрал всю группу и дал ряд советов по установлению связей и работе
Командиром нашей группы был назначен мой бывший комбат белорус Иосиф Нехведович, мужественный и опытный воин, волевой, грамотный коммунист. Он был выше среднего роста, физически крепким, выносливым, хорошо знал местность, где нам предстояло действовать, потому что родился и жил в тех краях.
После ухода работника ЦК командир дружески нам улыбнулся, оглядел каждого и спросил:
– Ну что, товарищи, задача ясна? Может, кто раздумал идти во вражеский тыл и хочет остаться на фронте? Пусть скажет, пока не поздно.
Но решение у всех было твердым.
– Во мне прошу не сомневаться, – продолжал Нехведович. – Я к себе домой иду, туда, где ныне паны лютуют, казнят и правого и виноватого, жгут и грабят наподобие разбойников с большой дороги. Я им за те дела мстить поклялся, пока бьется сердце и рука держит оружие.
Он стал выкликать нас по фамилии, хотя всех, кроме двух парней, знал отлично как подчиненных и товарищей по батальону.
– Петр Курзин с кулаками-молотками. Хорош. Иван Жулега – старый разведчик. Тоже хорош. Ты, кажется, уже партизанил в Бобруйском уезде?
– Так точно. Партизанил.
– Еще лучше. Пригодится. Николай Рябов – фронтовик бывалый, к тому же давний большевик, хотя и бывший офицер царской армии.
Этого я не ожидал. Кто бы мог подумать, что краском Рябов бывший золотопогонник!
– Станислав Ваупшасов. Политрук. Комиссар батальона. Кроме русского знает литовский, польский и белорусский языки. Хорошо проявил себя в боях с врагами. Назначаю его моим заместителем. Ясно?
– Ясно.
– Ас этими двумя товарищами познакомимся впервые. Два молчаливых парня сделали шаг вперед и отрапортовали:
– Краском Чижевский.
– Краском Богуцкий.
Оба они оказались поляками, чем Нехведович остался весьма доволен: на оккупированной территории такие люди, великолепно знавшие национальную психологию, традиции, бытовой уклад, государственные институты, воинские порядки, были просто незаменимы.
Через некоторое время снова пришел представитель ЦК и спросил:
– Ну как, товарищи, перезнакомились? Сработаетесь?
– Конечно, иначе и быть не может, – ответил Нехведович, уже вошедший в роль командира группы.
Товарищ Тадеуш произнес короткую речь о том, что молодая Страна Советов ведет изнурительную борьбу на многих фронтах, созданных Антантой, и партии очень
– Помощников вы себе безусловно найдете среди рабочих и крестьян, бедняков и середняков. Очень важно всегда быть начеку, действовать продуманно, осмотрительно, так как малейшая неосторожность может привести к провалу и бессмысленным жертвам. Помните, что ваши жизни нужны народу для окончательного торжества над классовым врагом.
В заключение товарищ Тадеуш пригласил Нехведовича и меня в отдельную комнату и дал командиру группы явки и пароли для связи с Докшицким подпольным уездным комитетом партии.
– Все инструкции ЦК будете получать через уездный комитет. Связь с ним поддерживайте лично и при посредстве других его представителей. Никому не передоверяйте этой особо важной и сугубо секретной части вашей военно-нелегальной работы. И еще одна явка, друзья, – с местными патриотическими повстанческими группами…
Товарищ Тадеуш пригласил из соседней комнаты командира кавалерийского эскадрона, поляка Станислава Зыса. Отчим Зыса был солтысом (старостой) деревни Пядонь и вел нелегальную работу.
То обстоятельство, что подпольщиком оказался польский староста, нас отчасти насторожило, однако кавалерист заверил, что отчиму можно вполне доверять, человек он безусловно свой, преданный делу, и тут же написал ему личное письмо, в котором просил помогать нам во всем. О себе Станислав просил сообщить отчиму, что он будто бы пока находится на нелегальном положении в тылу белополяков и при первой возможности навестит родной дом. Так было нужно по условиям конспирации.
Нехведович спрятал письмо в карман гимнастерки и задал последний вопрос товарищу Тадеушу:
– Где переходить линию фронта?
– Через три дня вам надо быть на станции Крупки, оттуда двинетесь дальше. Вас встретят и помогут перейти на ту сторону местные товарищи, об этом они уже предупреждены. Желаю успеха, жду донесений.
Он вернулся с нами к остальным членам группы, крепко пожал каждому руку, заглянул в глаза, сказал еще несколько напутственных слов.
На другой день утром Нехведович получил в штабе бригады гражданскую одежду, литературу, взрывчатку и, рассовывая все это хозяйство по вещевым мешкам, сказал:
– Вот скоро переоденемся и ничего в нас красноармейского не останется. Мужики и мужики. Были фронтовики – стали партизаны, и что нас ждет впереди, никому неведомо. Но мы дали слово партии и должны его свято выполнить, а кто повернет…
– Нет у нас таких, командир! – откликнулся словоохотливый Жулега. – Мы не свернем с избранной дороги до самого окончания мировой революции, пока последнего буржуя не прикончим.
– Жулега у нас такой, – вмешался Петя Курзин. – Борьбу признает только во всемирном масштабе. Польский пан для него не пан, а мелкая козявка. Как даст по прическе – так и вырастет свежая могилка.