На участке неспокойно
Шрифт:
Автюхович сидел на главной аллее, недалеко от газетных витрин. Он только что пришел сюда и с удовольствием откинулся на спинку сиденья, глядя перед собой усталыми прищуренными глазами.
Около здания университета, возвышающегося в конце аллеи, у лотка с мороженым, стояли две девушки. Они, должно быть, кого-то поджидали — все время поглядывали на часы и внимательно следили за проходившими мимо автобусами, которые останавливались у другого конца здания.
Через несколько минут к ним подошли два рослых
угловатых парня в узких, ярко-зеленых брюках и пестрых коротких рубашках навыпуск. Один,
Из автобуса, остановившегося рядом, выскочил высокий, широкоплечий юноша и, подбежав к парням, молча ударил сначала одного, затем другого. Парни взвыли и кинулись на юношу. У тонкогубого сверкнул в руке нож.
Якуб Панасович уже был( на середине улицы — он покинул скамейку сразу же, как только парни стали приставать к девушкам. Однако ему не пришлось вмешаться: юноша молниеносно выбил нож из руки хулигана и нанес ему второй удар в челюсть с такой силой, что он отлетел далеко за арык и, словно мешок, заскользил по мокрому асфальту.
Начала собираться толпа. Послышались противоречивые толки. Хулиганы, убедившись, что не смогут осилить неожиданного заступника девушек, заскулили, как щенки, начали клеветать на него.
Четверть часа спустя все пятеро были в центральном отделении милиции. Якуб Панасович рассказал, как все произошло, и девушки со своим заступником вскоре были отпущены.
Этим смелым юношей был Сергей Голиков.
«Когда это было? — вспоминал Автюхович. — Кажется, в пятидесятом году. Быстро летит время!»
Абдурахманов по-прежнему молча стоял у окна, тоже, видимо, думая о чем-то своем. Якуб Панасович достал портсигар, закурил и снова ушел в прошлое.
…Они подружились — оперуполномоченный Автюхович и рабочий завода имени Октябрьской революции Сергей Голиков. У них были совершенно разные характеры. Один отличался медлительностью и неразговорчивостью. Другой, наоборот, секунды не мог спокойно посидеть на месте: много говорил и все время старался что-то делать.
Спустя несколько месяцев Голиков был призван в армию. Якуб Панасович проводил его шумно: устроил
113
8—4836
дома холостяцкую вечеринку, пригласив на нее самых близких друзей.
— Возвратишься — приходи прямо ко мне, — советовал Якуб Панасович Сергею. — Я тебя устрою в милицию… Хочешь работать в милиции? В уголовном розыске?
— Да что вы? Разве я смогу!
— Научим — сможешь. Много еще, Сережа, разной сволочи путается у нас под ногами. Мы должны сделать все, чтобы очистить общество от нее. Это наш долг!
Прослужив в армии положенный срок, Сергей прямо с вокзала явился к Автюховичу. Якуб Панасович встретил его с тем же гостеприимством. Они говорили почти до утра.
На следующий день пошли в школу милиции. Начальник школы, полковник Абаев, внимательно выслушал Якуба Панасовича, который, не жалея красок, расхвалил своего Юного друга.
На вступительных экзаменах Сергей сдал все на пятерки и был принят в школу. А через два года ему было присвоено офицерское звание.
В
— Я уверен, что комиссия несерьезно отнеслась к заданию, — снова заговорил Абдурахманов. — Заявление поступило от двух человек. Это говорит о многом, секретарь… Ты должен еще раз проверить все. Будем считать, что я еще ничего не слышал о результатах проверки.
— Я не сделаю этого, — спокойно возразил Якуб Панасович.
— Не сделаешь — пеняй на себя! Предупреждаю по-товарищески, — поднял руку подполковник, видя, как разом сдвинулись брови Автюховича и на лбу выступили две глубокие поперечные складки.
— Не предупреждайте, я не изменю своего решения!
— Товарищ Автюхович, да поймите же вы, — перешел на официальный тон Абдурахманов, — не можем мы оставить без внимания эти заявления! Они написаны рядовыми гражданами, нашими советскими людьми, которые хотят видеть в каждом сотруднике милиции прежде всего защитника.
Автюхович встал, отошел к двери и оттуда, не поворачиваясь, спросил:
— Вы знаете этих так называемых рядовых граждан?
— Ты опять за свое!
— Нет, вы подождите, я вас слушал внимательно, послушайте и вы меня, — резко обернулся Якуб Панасович. — Вы можете не верить одному человеку, в данном случае, мне… Однако вы не имеете права пренебрегать мнением всех членов комиссии. Встав на защиту клеветников, я имею в виду Садыкова и Розенфельд, вы обливаете грязью всех сотрудников. Эти товарищи прежде всего коммунисты! Они работают в отделе со дня его создания. Все офицеры. Почему вы никому из них не верите? Почему вы верите Садыкову и Розенфельд? Я сомневаюсь в их честности.
— Ну знаешь… Это советские люди!
— Советские люди не станут порочить честного человека, — продолжал Автюхович. — Садыков и Розенфельд— стяжатели и хулиганы. Я повторяю: защищая их, вы оскорбляете весь наш коллектив! Абсолютно весь! В том числе и себя!
— Не понимаю, чего ты так раскричался, — снова пошел на попятную подполковник. — Говори тише, я не глухой. В конце концов, черт с ним, с Голиковым, — по-дошел он к Автюховичу. — Доложи, в каком состоянии находится дело с магазинной кражей. Не слишком ли долго вы ищете преступников?
— Дело почти закончено, — не сразу отозвался Якуб Панасович. — Думаю, дня через три-четыре все станет ясным.
— Кто же совершил кражу?
Видите ли…
— Хорошо, хорошо, доложишь все, когда закончите дело… Я слышал, в краже замешан Мороз?
— Да нет, Мороз тут ни при чем. Шаикрамов ошибся.
— Не спешите с выводами, проверьте все, что можете. Я, например, не верю этому человеку. Он способен совершить преступление.
«Кому же вы верите?»— выходя из кабинета начальника отдела, с грустью подумал капитан.