На вершине власти

Гриньков Владимир Васильевич

– Кто занимается заговорщиками? – спросил он наконец, небрежно помахивая папкой.

– Полковник Бахир.

– Все остановить. Это приказ.

Хусеми кивнул, но не так поспешно, как обычно, и Хомутов понял, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог.

– Ни один волос не должен упасть с головы этих людей. Когда вернемся в Хедар, я лично установлю, кто виноват и в какой мере. Теперь ступай.

Хомутов прикрыл ладонью глаза. Он отлично помнил, как сказал на заседании кабинета: «Чем занимается этот

Революционный совет – только раздачей наград?» Похоже, с этого и началось. Ох, как неосторожен он был, не подозревая, что каждое его слово ловится и толкуется особым образом: некто невидимый и неслышимый, проявив рвение, взялся за дело, и как взялся! Уже и признания налицо.

Секретарь тем временем связался с министром обороны и передал слова президента. В трубке воцарилась такая глубокая тишина, что Хусеми подумал было, что связь прервалась, но тут Бахир наконец заговорил:

– Вряд ли уже можно что-либо изменить.

– Но почему?

– Преступники сознались в содеянном…

– Да. Я слушаю.

Хусеми все еще не понимал, какое отношение имеет это к распоряжению президента.

– …Состоялся суд…

Бахир тянул, будто слова давались ему с огромным трудом.

– …Который и приговорил государственных преступников…

Хусеми стало жутко от мысли, что сейчас придется идти и докладывать об этом президенту. Не сдержавшись, он выкрикнул в трубку:

– Но они еще живы?

– Расстреляны по приговору суда. Сегодня утром.

– Я доложу президенту! – произнес Хусеми, ощущая холод в пояснице, и швырнул трубку на рычаг.

Он сидел без движения, наверное, целую минуту, пока не решил, что промедление ничего не изменит. В конце концов не он виноват в происшедшем, пусть полковник Бахир сам отвечает за превышение власти.

Хомутов, когда он вошел, поднял голову и взглянул вопросительно. Хусеми с порога сказал:

– Заговорщики расстреляны сегодня утром! – и увидел, как пошло багровыми пятнами лицо президента.

– Кто распорядился? – спросил Хомутов почти беззвучно. Сейчас он был страшен.

Хусеми хотел сказать: «Полковник Бахир!», но спохватился и произнес, прикрыв глаза:

– По приговору суда, товарищ президент.

Он не ошибся, предполагая, что сейчас случится нечто ужасное. Хомутов, потеряв власть над собой, заорал, брызгая слюной:

– Шакалы! Я сотру их в пыль! Дети их детей будут молить о пощаде, но никто не уйдет от кары!

Он не уточнял, кого имеет в виду, но от этого его слова звучали еще более жутко. Хусеми готов был исчезнуть, раствориться в воздухе, сгинуть, но не смел.

– Лизоблюды! – бесновался президент. – Из-за пустого слова готовы любого скормить червям!

Хомутов еще и потому дал себе волю, что чувствовал свою вину. Это он, он и никто другой, был во всем виноват. Исполнители только доделали – но какой с них за это спрос!

– В Хедар! –

крикнул Хомутов. – Немедленно возвращаемся!

Он швырнул папку в угол комнаты, белоснежные листы взвились, запорхали в воздухе. Хусеми вытянулся еще больше и отчеканил:

– Я распоряжусь подготовить президентский вертолет! – и опрометью выскочил, воспользовавшись подвернувшейся возможностью перевести дух.

В Хедаре тем временем стремительно разворачивались события. Полковник Бахир позвонил начальнику тюрьмы, а тот, в свою очередь, вызвал пятерых из взвода охраны, к которым питал наибольшее доверие, и держал их под рукой в приемной, пока министр не явился собственной персоной. Он был возбужден и мрачен, помахал перед носом тюремного начальника каким-то листком, и заявил:

– Все арестованные приговорены к смерти! Приговор привести в исполнение немедленно!

– Люди готовы.

– Приступайте! Даю вам полчаса на все.

Обреченных на смерть по одному выводили из камер и приканчивали выстрелом в затылок в подвале тюрьмы. Из-за спешки конвоиров не хватало, но Бахир запретил привлекать к участию в казни лишних людей. Через сорок минут, войдя в кабинет, начальник тюрьмы доложил:

– Исполнено, товарищ министр!

– Сколько человек участвовало в акции? – односложно спросил министр.

– Пятеро.

– Срочно отправить!

– Прошу прощения, товарищ министр, не понял?

– Отправить их куда угодно – в отпуск, в карцер, уволить со службы, но чтобы в ближайшую неделю они здесь не появлялись.

Начальник тюрьмы шагнул к двери, но министр остановил его властным жестом.

– И еще. Если будет задан вопрос, ответишь – заговорщики казнены на рассвете.

Тюремный чин смотрел тупо, не разумея. Тогда министр пошел в открытую:

– Товарищ Фархад может спросить. И ему скажешь: все сделано утром.

Оставшись один, Бахир потер виски, поморщился – нескладно получилось, едва успел ошибку исправить. И как он эту ловушку раньше не разглядел? Фархад попытался его подставить, выразив вслух недовольство деятельностью Революционного совета, а едва колесо закрутилось – спохватился и якобы дал задний ход. Хитер и подл Фархад, но теперь ничего не выйдет, мервые заговорщики своих показаний назад не возьмут, и полковника Бахира не удастся выставить злодеем. Он всего лишь солдат, исполняющий свой долг.

Бахир уже совершенно успокоился и был готов к встрече.

Когда президент прибыл и военный министр вышел ему навстречу, во взгляде его читалась глубокая преданность и достоинство, как и подобало честному солдату.

– Как посмели? – спросил, чернея лицом, Хомутов.

– Промедление в таких случаях, товарищ президент… И хотя преступная сеть практически полностью раскрыта…

– Кто позволил? – оборвал министра Хомутов.

– На основании приговора суда.