На волнах Приморья
Шрифт:
– Он уехал.
– Черт возьми…
– Чего им надо было, хоть сказали? – спросил Никита, все еще тяжело дыша от проведенной атаки.
– Да ничего не сказали, тупо засветили в глаз и стали колотить по почкам. Гопники чертовы… не любят они нашего брата…
В дрожащем свете отдаленной лампочки Никита опустился на корточки, еще раз, уже внимательнее, оглядев собеседника и, надо отметить, вид его Никиту удивил. Незнакомец был облачен в приталенный вельветовый сюртук со стоячим воротником, в майку под ним, в широкие тряпичные штаны с кожаным ремнем, грубые башмаки на тракторной платформе – и все это в темных тонах со светлыми отпечатками пинавших ранее ног. Лицо его тоже показалось необычным, полнощеким, с покатым лбом, плавно переходящим в бурбонский
– Гопники? – повторил, фыркая, Никита. – А я-то, было, подумал, что ты вместе с ними шел.
Поняв, что солгать не удалось, незнакомец ответил улыбкой, от чего вид его стал еще более потерянным. Эдакое нелепое создание, поверженное своими же собратьями. И Никита, понимая, что лезет не в свое дело, не стал его больше допытывать, а только вытянулся в рост, да спросил:
– Может скорую вызвать?
– Гонишь что ли? – возразил незнакомец, самостоятельно вставая на ноги.
Через пару минут они неспешно поднялись на Суханова, где во всю уже хлестал ливень, и огляделись в поисках засады. Незнакомец вынул брелок сигнализации, кивком указывая на мигнувшее фарами черное японское купе, по виду напоминавшее "Супру" конца девяностых.
– Тебя куда подбросить? – ссутулившись под дождем, будто крыса, поинтересовался он.
– Пушкинская.
– Подходит!
Устроившись в салоне, больше походившем на оборудованный для мумии саркофаг, Никита, поежился. Черная кожа и пластик в подсветке красных светодиодных линий, брелоки черепов, пирамид, трикветров, внушительный металлический анкх под зеркалом и черт еще знает что было сгружено на заднем сиденье, возможно, что и распиленный на части труп.
"Радио нашего города, Владивосток эФ эМ!" – прозвучало из динамиков включенной магнитолы, и тихо заиграла музыка.
– Похолодало нынче, градусов двенадцать не более, – сказал водитель, заметив реакцию пассажира, – и дождь колючий.
– Это адреналин выходит после драки.
– Мм…
Никита захлопнул дверь, и незнакомец быстро помчал автомобиль по улице.
Ночь не ощутимым весом навалилась на плечи. Вода, ударялась в стекло, разлетаясь на капли, а пляшущие дворники разгоняли их по сторонам. В коротком блеске попадавшего света ручьи на миг преобразили камень, который, освещенный фонарями, мистически шевелился под пробегавшими струйками. Вода тончайшей пленкой натянулась на мостовую, и город спящий отражался в ней. Коробки серые и башни в бетоне замурованных людей, и почва, скованная асфальтом. Здесь уже ничего не взойдет, ни стеблей, ни колосьев, здесь никто ни будет похоронен, здесь ни будет спрятано ничего. Пустота без червей и корней, лишь молчание закопанных свай, да шептание канализации.
– Я у тебя в долгу, но знай, это лишь на короткое время, – проговорил водитель, останавливая автомобиль. – Долг – неприятная ноша, либо ты отдаешь его быстро, либо забываешь навсегда.
– Да брось ты, – ответил Никита, отмахнувшись. – Я помог тебе отбиться, ты не дал мне вымокнуть. Чин чинарем.
– Как знаешь, – поникшим голосом произнес собеседник, протягивая руку и представляясь: – Михаил.
– Никита, – вторил пассажир, с удовольствием пожимая ее.
– Учишься?
– Студент.
– А драться где так наловчился?
– Шесть лет школы кудо, правда, так и не показав перспектив, два года как бросил.
– Кудо… – задумчиво повторил Михаил. – Постой-постой, не в "Брате" часом?
– Нет, "Бастион" на Никифорова, – Никита улыбнулся. – Там бесплатно.
– Ну, мир маленький, студент, не исключаю, что пересечемся. А лучше достань-ка мобилу, да номерочек вбей. Я вещичками старинными приторговываю, вдруг что раздобудешь
Они попрощались, и пассажир неохотно покинул салон, побежав под дождем к подъезду.
Глава 5
И дождь барабанил всю ночь, сперва не разрешая уснуть, затем, не позволяя проснуться. В плену не отпускавших мыслей Никита долго анализировал насыщенный событиями день. Экзамен, с ускользнувшей пятеркой, Кристина, так и не появившаяся в клубе, странный незнакомец, в одеянии сатаниста, и драка, спонтанная и победоносная. Для одного дня более чем достаточно, но, не смотря на все перечисленное, молодой человек посчитал, что день прошел впустую. Он не стал больше думать о нем, попав под влияние сна, незаметно провалился и очнулся девять часов спустя, теряясь в догадках о времени. За окнами было светло и суббота, переодевшись в одеяние пятницы, явилась в сером и сыром. Дождь по-прежнему моросил, отбивая примитивный ритм, и пасмурное небо решительно не допускало во владения и без того короткое приморское лето.
Дотянувшись до висевших на стуле брюк, Никита выудил из кармана мобильник и не поверил глазам – время приближалось к обеду. Нужно было вставать, натягивать трико или старые джинсы; нужно было идти в ванную ополаскивать заспанное лицо и, с мыслями о запоздалом завтраке, намазывать пастой зубы, счищая щеткой микроскопический зоопарк расплодившихся за ночь микробов.
Привыкшая ложиться рано, мать давно уже была на ногах и занималась уборкой. Будучи в хорошем настроении она что-то напевала под нос, с интересом наблюдая за сыном, перелетавшим из комнаты в комнату на включенном автопилоте: ванная, туалет, гостиная, кухня, где, с целью дозаправки, он, по-видимому, и сел. Вполне удовлетворившись избитым утренним приветствием, женщина не стала расспрашивать, во сколько он вернулся, где и с кем был. Если захочет, сам расскажет. Зачем ей выпытывать то, о чем можно смолчать или солгать, что можно сгладить или приукрасить. Никита давно перерос опасный возраст недоверия и заслужил независимость от инструкций, каким старался следовать лишь потому, что они по многим пунктам совпадали с его собственными правилами, а не потому, что он не хотел расстраивать мать или перечить деду по той или иной причине. Нет, Никита, конечно же, их любил, не волновал по пустякам и лишний раз не спорил, но он также прекрасно знал, что просто не было еще серьезных случаев, при которых бы их инструкции разошлись бы с его правилами. Он это знал и боялся, что привычка к совпадениям вышибла из них любое неприемлемое мнение, любой альтернативный взгляд. Боялся, что они настолько привыкли к его адекватному, понятному им, поведению, что даже маленькая шалость будет непринята и поднята на штыки. А впрочем, это было всего лишь предположением. Да и возникновение подобных случаев гораздо больше озадачило бы самого Никиту, чем его мать или деда.
После быстрой и сытной трапезы, где яичница завтрака переплелась с салатом от обеда, а утренний кофе с десертом из полуденного печенья, Никита удалился к себе в комнату, застав там мать, перешедшую с тряпками и ведром. И здесь, больше от скуки, чем для дела, она подняла тему начавшихся каникул.
– Как ты планируешь распорядиться свободным временем? – спросила женщина.
– Если отвечу, что не знаю, тебя это разочарует? – секунду подумав, ответил сын.
– Нет, потому что я это ожидала услышать.
Уклоняясь от швабры, Никита сел на постель и, подобрав ноги, сказал:
– Я по любому что-нибудь придумаю. Надо с дедом перетереть…
– Опять тальманом11 в порт? Тебе осталось год учиться, пора бы подыскивать нормальную, постоянную работу по будущей специальности, там заодно и практику бы прошел.
– Вторая неделя последнего семестра – там будет главная практика, а на положенные две недели этого лета я, откровенно говоря, плевать хотел.