На все цвета радуги (сборник)
Шрифт:
Слушая это, Осиновые Дрова готовы были расцеловать Ворону. Наконец-то они могут насолить и Нефти.
А Ворона между тем продолжала:
– Уже на многих кухнях заменяют дровяные плиты газовыми…
Это пришлось не по нутру Дровам, и они рассыпались. Ворона и Сорока, спугнутые рассыпавшейся поленницей, улетели.
– Ну и пусть, – сказали Дрова. – Главное она выболтала. Теперь бы только встретиться с Газом и посмотреть, что он собой представляет.
Вскоре эта встреча произошла. Она произошла именно на кухне, где дровяную плиту заменили газовой.
– Как
И Газ ответил:
– Меня нельзя увидеть. Я, как и всякий Газ, невидим. Зато можно посмотреть на моё голубое пламя.
Сказав так, Газ загорелся десятком голубых язычков в отверстиях круглой горелки плиты. Горящие язычки походили на голубую корону.
И Дрова воскликнули:
– Значит, вы король?
Газ расхохотался и шутливо ответил:
– Нет, я пока ещё всего-навсего принц…
Только это и нужно было Дровам. Они принялись сочинять новую сказку о принце в голубой короне.
Осиновые Дрова столько наплели о принце в голубой короне, что, завравшись, в конце концов запутались сами. Видя это, старый работяга Уголь задумался. Слово «принц» ему вдруг показалось таким неуместным, старомодным и чужим.
«Наверно, Газ такой же принц, как и я король», – подумал Уголь. И ему стало стыдно. Да – стыдно!
А стыд, как известно, изумительное и быстродействующее лекарство против таких болезней, как зазнайство, самовлюблённость, «яканье» и спесь.
Стыд рассеял густой осиновый туман. И Уголь снова увидел себя тем, кем он и был на самом деле, – уважаемым и жарким топливом. И когда прояснилась затуманенная память Угля, он вспомнил, как его на газовых заводах превращают в Газ.
– Значит, – сказал Уголь Нефти, – Газ – это мой сын.
– И мой, – подтвердила Нефть. – Ведь я тоже способна превращаться в Газ.
Но тут вмешались Дрова. Им не хотелось, чтобы восторжествовала истина.
И Дрова сказали:
– Может быть, искусственный Газ, вырабатываемый на газовых заводах, и доводится вам какой-то роднёй, но ведь Ворона рассказывала Сороке о самородном Газе… Вы слышите – о самородном великане, залегающем под землёй. О невиданном богатыре, который в ближайшие годы затмит вашу славу. Уж он-то вам никакая не родня.
– Перестаньте морочить нас! – громко сказала Нефть. – Природный подземный Газ – мой родной брат. Он залегает рядом со мной.
Тогда Дрова с каким-то неистовым визгом стали пугать Нефть и Уголь:
– Ах, вот вы как? Ну хорошо, хорошо… Вот явится принц в голубой короне и поставит вас на колени и провозгласит себя…
В это время раздался чей-то весёлый смех.
– А я уже здесь, – сказал кто-то невидимый. – Я уже явился и никому не собираюсь мешать гореть и давать тепло… Мне стыдно за моего брата и за мою сестру, которые позволили себя одурачить Осиновым Дровам. Вместо того чтобы жарко пылать и приносить своим пламенем пользу людям, вы боретесь за славу…
Тут Газ вспыхнул голубым пламенем. И все увидели, как он жарок и как он прекрасен… Он не оставляет ни золы, ни сажи, ни грязи…
Все
Дровам был вынесен строгий выговор за подстрекательство. Но, несмотря на это, Дрова не исключили из топлива. Они вступили в Великое Топливное объединение Газа, Нефти, Угля, Дров, Торфа, Камыша, Соломы и всего, что способно гореть и приносить пользу.
Не все источники тепла ещё открыты Человеком. И если появится что-то новое, лучшее, его теперь примут как друга и брата в великую семью топлива.
И очень хорошо. Пусть дружно горит всё, что способно давать тепло и силу людям.
Первая улыбка
В стране, названия которой уже никто не помнит, жил удивительный чеканщик ваз. Если, чеканя вазу, он был весел, то она веселила всякого, кто её видел. И наоборот – когда мастер грустил, его творение порождало печаль и раздумья. Он прославил свою страну множеством ваз, будивших в людях самые различные чувства: радость, смех, раскаяние, бесстрашие, скорбь, прощение, примирение… Но среди сотен его творений не появилось главного – вазы Любви. Потому что любовь ещё не расцвела в душе молодого чеканщика, хотя молва, опережающая события, уже называла одну прекрасную девушку…
Однако не будем подражать молве и предрекать несвершившееся. Пусть молва сильна и непреклонна, подобна ветру, но между тем паруса жизни, как, впрочем, и сказки, нередко подвластны иным силам.
В этой же стране жил горшечник. Он не выделялся среди других гончаров своим ремеслом, но его дочь была так хороша собой, что о ней знали даже звёзды.
Глаза дочери горшечника были синее моря и неба. Её зубы нельзя было и сравнить с жемчугом, который всего лишь подражал зубам красавицы. А где и когда подражание превосходило то, чему оно подражает!
Тончайшее шёлковое волокно казалось тростником в сравнении с золотисто-солнечными волосами красавицы. Змеи цепенели от зависти при виде грациозности движений её рук. Ручей, нежно журчавший серебряными стихами, умолкал, как только она начинала говорить. Розы стыдливо переставали благоухать, когда она приближалась к ним, и её дыхание наполняло пространство ароматами, каких не знало ни одно растение, потому что она была самым прекрасным цветком земли. Впрочем, и это сравнение, как и всё, что было сказано о ней, не стоит даже одной из ста граней вазы Признания, которой чеканщик воспел красоту дочери горшечника.
И это признание было так возвышенно и так пламенно, что всякий, любуясь новой вазой, восторгался и той, чью красоту она прославляла в невиданном доселе изыске чеканки.
Когда дочь горшечника любовалась вазой Признания, её сердце зажигалось нежно-голубым пламенем и девушка, светясь изнутри, становилась ещё прекраснее.
И однажды она улыбнулась чеканщику. Это была первая улыбка девушки. Солнечная. Счастливая. Стыдливая. Чарующая, как весенняя заря… Да разве можно найти сравнение несравнимому!