На высочайших вершинах Советского Союза

Абалаков Евгений Михайлович

здорово рвало первую, и вторую печи, осколки долетают до юрты. Беру

буры и поднимаюсь наверх.

29 августа. Рассвет. Ясно и тихо. Быстро собираемся в поход на

Ужбишку. Рюкзак один. Я беру его и сбегаю по снежнику вниз.

Пересекли ледник к южному гребню Ужбишки. Уже близ подножья

понял, что подниматься можно, не обходя далеко (как думали вначале), а

прямо по первому снежнику (южнее вершины), выходящему к последнему

предвершинному

жандарму.

На кошках подниматься легко, склон — 37°, но постепенно

становится круче. У первых скал нас нагнало солнце.

Обледенелые снежники стали совсем узенькими и крутыми, иду

боком. Птенец все пытается идти передом, хотя это явно неудобно. Так на

кошках дошли до самого подножья жандарма.

Уже виден далекий Памир.

По скалам идти тяжелей: они оказались круты и крайне сыпучи.

Птенец взял у меня кошки и застрял с ними окончательно. Я пошел

обходом. Нашел некрутой кулуарчик, но с крайне сыпучим дном. Кричу:

«Подожди лезть. Камни!». Наконец кулуарчик пройден.

Впереди обнаружил хороший обход вершины жандарма.

Страверсировав по снегу, с подрубкой ступеней, вышли на основной

гребень с обвалившимся карнизом и пошли над ним. До вершины теперь

уже пустяки. На последней снежной площадке оставили кошки и

ледорубы.

303

Обойдя первую стенку, вышли на скалы, тоже сильно разрушенные,

с массой уступов. Пошли зигзагами, чтобы не свалить на голову камень,

предварительно связавшись веревкой. Веревка цепляется за выступы, и

Птенцу приходится отцеплять ее.

Вышли на вершинный гребень как раз между двумя вершинами. На

какую идти? Пошли вначале на западную, ибо она ближе. Легонький

ветерок, но в общем тепло.

Быстро достаем альбомы, я принимаюсь зарисовывать Памирскую

сторону, с хорошо видным пиком Коммунизма, пока ее не затянуло

облаками. Ну и хребтов! Это тебе не Кавказ... Океан хребтов, уходящих в

бесконечную даль.

Птенец занялся зарисовкой острой восточной вершины,

поднимающейся стеной. Я перехожу на съемку лед-вика Джау-пая.

Внизу шумит ветер, а у нас тихо. Закусив яблоками и сахаром,

пошли на восточную вершину. На западной оставили небольшой тур, с

кусочком яблока и хлеба.

Гребень, вначале довольно широкий и пологий, постепенно

сужается в очень острый и крутой. Огромные сланцевые плиты с наклоном

на юг торчат зубьями. Лезть стало сложно.

Вылезли на самый высокий уступ. Отсюда виден наш лагерь.

Кричим и машем штурмовкой. Однако в лагере тихо: нас не слышат и не

видят. На

широком белом поле ледника черными точками видны

носильщики. Кричим и им. Но и они тоже, видимо, не слышат и не видят

нас.

Подкрепились мясными консервами. Птенец написал записку. Я в

это время дорисовываю западную вершину. Вложили записку в

освободившуюся банку и плотно загнали ее в расщелину скалы. Рядом

сложили тур. Ну, теперь и вниз можно...

Конечно-таки, забыли определить километраж северного, очень

304

крутого ледяного склона.

Пошли новым путем немножко левее подъема и очень удачно

вышли к южному гребню. По гребню (в конце) тоже шли не по следам, а

над карнизом. Потрескивает! Того и гляди съедет... Идем аккуратно и

удачно добираемся до камней жандарма.

Порядочно спустились на юг и затем свернули на восток. Здесь уже

пологий полуосыпной, полускалистый восточный склон. Развязались. Я

таял веревку, Птенец — рюкзак и быстро с подбежкой и прыжками пошли

вниз.

Вышли на снег. Птенец констатирует потерю каблука. Ну, теперь

уже дома. Потащились вверх по леднику. Сразу стало жарко. Вот и подъем

к самому лагерю.

Оказалось, наши крики были слышны, но товарищи думали, что это

перекликаются носильщики, и не потрудились вылезти посмотреть.

Вечером общее собрание. Зачитывается список ударников.

Лучшими ударниками призваны: подрывник Коханчук, забойщики

Мурзабаевы и двое альпинистов — Птенчик и я.

30 августа. Ясно, ветерок.

С утра иду прорубать ступени. Рубил до трех часов. Вырубил 145

ступеней. Устал порядочно и руку ледорубом набил.

Птенец в это время закончил переписку газеты. Пообедав, сменил

Птенца и собрался оформлять заголовок газеты, но приступить никак не

могу: руки трясутся.

От Сармина послание. Просит остаться до его прихода.

Вернулись забойщики, а позже, совсем к вечеру, Коханчук и

Птенчик. Забойщики говорят, что во второй печи показалось что-то вроде

сланцев. Радость великая!

31 августа. Сильный ветер.

Птенец рано ушел рубить. Я занялся портретами ударников.

305

Перерисовываю их в газету.

Показались носильщики. Когда подошли ближе, я увидел среди них

Сармина и инженера.

Газету кончил. Это самая «высокая» в СССР стенгазета. Отвес ее

пока в свою палатку. Иду помогать Птенцу. Он поднялся подкормиться