На Юго-Западном направлении, 1943-1945, Воспоминания командарма (Книга II)
Шрифт:
Однако вернемся к вражескому контрудару танковыми дивизиями. Он явился неожиданным для меня. Подобный контрудар был нанесен также на рава-русском направлении. Там действовали фашистские 16-я и 17-я танковые дивизии, наспех переброшенные со Станиславского направления. Они не успели сосредоточиться, поэтому их удар не имел существенного влияния на ход боевых действий.
Что касается контрудара танковой группировки противника в полосах 60-й и 38-й армий, то своей внезапностью он угрожал сорвать наступление наших войск на львовском направлении. Как это могло произойти? Полагаю, что первопричиной такого промаха являлось недостаточное изучение противостоявших вражеских сил. Как фронтовые, так и армейские разведывательные органы не сумели полностью вскрыть состав, группировку
В первую очередь на уничтожение вражеских танков были нацелены все противотанковые средства, штатная, приданная и поддерживающая артиллерия. Командующий фронтом, твердо и уверенно управлявший войсками, извещенный мной об обострении обстановки на участке прорыва, немедленно перенацелил значительные силы 2-й воздушной армии против контратакующих танков противника. Во второй половине дня они произвели свыше 1800 самолето-вылетов и вместе с артиллерией армии сорвали вражеский контрудар. Кроме того, И. С. Конев направил в полосу армии противотанковый резерв и приказал ускорить действия 107-го и 4-го гвардейского танкового корпусов 1-й гвардейской армии из-за левого фланга 38-й армии для сковывания и разгрома вражеских войск.
Срочные и решительные меры возымели свое действие, и угроза срыва наступления была ликвидирована.
Кстати, в уже упоминавшихся воспоминаниях К. В. Крайнюкова говорится, что он вместе с маршалом И. С. Коневым 15 июля выезжал в 38-ю армию. Нет, в тот день к нам приезжал начальник штаба фронта генерал армии В. Д. Соколовский, о чем я хорошо помню, и это подтверждается записью в журнале боевых действий армии{253}. Он приезжал по поручению командующего, чтобы на месте ознакомиться со сложившейся обстановкой. Встретились мы на наблюдательном пункте 101-го стрелкового корпуса.
К тому времени контрудар противника был уже отражен и он начал отводить свои танки из-под нашего огневого удара. Я рассказал Соколовскому, как развивались события и какие меры были предприняты для отражения контрудара.
Вскоре был получен приказ командующего фронтом с задачей на 16 июля. Он предписывал войскам армии перейти утром следующего дня в наступление и продолжать выполнение ранее поставленной задачи. Предварительно, в течение ночи, мы должны были подтянуть всю артиллерию, в том числе и тяжелую, на огневые позиции в непосредственной близости от боевых порядков пехоты, определить вражескую группировку, наличие у нее танков и выявить огневую систему противника. Мной были отданы соответствующие распоряжения войскам. Генерал Соколовский одобрил их и уехал в свой штаб.
На следующий день я получил из штаба фронта телеграмму за подписью командующего, в которой указывались недостатки, допущенные командованием и штабом 38-й армии, приведшие к невыполнению задач, поставленных ей на 15 июля. В ней указывалось на плохое ведение разведки, своевременно не вскрывшей сосредоточение танковой группировки противника, направления и времени ударов, слабо организованное использование артиллерии и нарушение управления.
Несомненно, при отражении неожиданного контрудара были допущены некоторые ошибки и с моей стороны. Вероятно, определенное неудобство вызывало управление войсками. Хотя я находился в 101-м стрелковом корпусе и через его узел связи руководил отражением контрудара, поддерживая постоянную связь с командующим войсками фронта, штабом армии, командующими родами войск, начальниками служб армии и корпусами (при необходимости мог связаться с каждым в отдельности командиром дивизии), все же лучшим местом был бы свой наблюдательный пункт.
Что касается работы разведывательных органов, то, по моему мнению, этот вопрос недостаточно исследован. Проще всего сказать, как это делают авторы некоторых военно-исторических работ, что командование и штабы 38-й и 60-й
Ожесточенный характер боев 14 и 15 июля, а также дальнейший ход борьбы ясно показали, что противник тщательно подготовился к отражению нашего наступления. И рубеж, перед которым застопорилось движение стрелковых дивизий 38-й армии, и заранее сосредоточенные танковые дивизии подтвердили заблаговременную подготовку контрудара, который и был нанесен сразу же после вклинения в оборону противника.
Быть может, не стоило бы вообще касаться вопроса о том, кто именно плохо организовал разведку. Но вопрос этот выходит за рамки событий, происходивших на львовском направлении в те дни. А в истории нашей разведки, многократно показавшей в ходе войны блестящие образцы своей сложной и благородной деятельности, среди множества страниц героизма и самоотверженности, замечательных успехов и бесценных по своему значению достижений имели место и неудачи. Умалчивать о них не в наших интересах. Ибо опыт - это счет не только удач, но и ошибок, упущений. Не приходится и говорить, что бывали и такие случаи, когда необходимые сведения вообще не удавалось добыть, либо полученные данные не соответствовали действительности. Так получилось и в этот раз.
В этом отношении случай с 1-й и 8-й танковыми дивизиями противника очень характерен.
Поскольку 1-я и 8-я танковые дивизии составляли вражеский резерв, то, естественно, все виды разведки, во всех звеньях разведывательных органов фронта должны были следить за их передвижениями. Примером этому может служить выявление места дислокации 8-й танковой дивизии в районе Золочева, которая затем при выдвижении к участку прорыва была подвергнута заранее спланированному бомбо-штурмовому удару нашей авиации и понесла существенные потери. Было ли это сделано в отношении 1-й танковой дивизии? Не полагаясь целиком на память - ведь прошло больше четверти века, - я попытался найти ответ на этот вопрос в архивных документах.
Из них выяснилось, что 1-я танковая дивизия противника с начала июня 1944 г. находилась западнее Зборова, а по информации, полученной штабом 38-й армии, - в районе Бучач до 10 июля, т. е. в 70-80 км южнее действительной дислокации войск. Кстати сказать, выдвижение 16-й и 17-й танковых дивизий на рава-русском направлении было обнаружено также с опозданием.
В предыдущей главе рассказано, что делала 38-я армия в последних числах июня и в начале июля и почему она не могла вести разведку после передислокации со Станиславского направления. Наш штаб ничего не знал о расположении 1-й танковой дивизии противника в районе Зборова, поэтому о ней, естественно, не упоминалось и в боевом приказе от 11 июля. Она находилась рядом, но ни армия, ни фронт не знали об этом. После произведенной смены войск в ночь на 13 июля у нас уже не оставалось времени и не было необходимых средств не только для проведения глубинной разведки, но даже для более тщательного изучения противника и его обороны в главной полосе. Словом, на этот раз разведка не помогла нам в достаточной степени. В результате врагу удалось нанести неожиданный удар и помешать выполнить поставленные задачи.
Спустя много лет, в июле 1971 г., маршал И. С. Конев, выступая в Академии Генерального штаба при защите дипломной темы "Способы отражения контрудара противника в ходе фронтовых наступательных операций летне-осенней кампании 1944 г.", раскрыл причину, почему действиям командования 38-й армии при отражении контрудара противника в Львовско-Сандомирской операции была дана резкая оценка. Он мотивировал это тем, что в то время стратегической инициативой безраздельно владело советское командование, наряду с этим 1-й Украинский фронт располагал превосходными силами и средствами, поэтому так чувствительна была реакция на случай, когда войска 38-й армии не выполнили задачи в намеченный срок.