На задворках империи
Шрифт:
— Может быть, — проговорил, вставая со своего места, Гончаров. — Хотя кто же его знает, как то уведомление пойдёт и не затеряется ли в какой канцелярии. Поглядим. Ладно, Захар Иванович, пойду я часовых менять. Потом, пожалуй, прилягу, посплю пару часов. Ты этот полог не убирай, я его к костру ближе придвину.
— Ла-адно, ступай. Я, пожалуй, тоже опочивать буду. Завтра день суетной предвидится, начальством велено все бочки с солониной и сухарным запасом проверить и переложить. А то дожди на той неделе хорошие были, кой-чего подмокло,
Вылазок из крепости и других тревог не было, дежурство прошло спокойно, и, передав посты сменному, дневному караулу, Тимофей пошёл попрощаться с Морозовым. Дядька был сильно занят и, суетясь у штабелей с интендантским имуществом, только помахал ему рукой. Какой-то неизвестный важный господин из нестроевых чинов покрикивал на тыловиков, и те старались показать перед ним своё усердие.
— Новый полковой интендант, что ли? — пробормотал Гончаров и, развернувшись, пошагал в расположение.
— Тимофей Иванович! Господин унтер-офицер! — окликнул его смутно знакомый тыловик. — Вас господин фаншмит просил к нему заглянуть. Беги, говорит, Фимка, к провиантскому магазину, там унтер-офицер Гончаров должен с караула меняться. У него крест на груди серебряный, не ошибёшься, увидишь — зови ко мне. А я Ефим, помощник его. Не припоминаете?
— А-а, точно, вспомнил. Помощник полкового коновала. А то думал, где я тебя видел? На выбраковке коней.
— Всё верно, там, при Василии Прохоровиче в учениках состою, — подтвердил Ефим. — Пойдёмте, Тимофей Иванович, там для вас лошадь приглядели.
— Ого! — воскликнул Гончаров. — Интересно. Неужто всё-таки нашли мне строевую? — И поспешил вслед за провожатым.
Фаншмитом, или по-русски — коновалом, в кавалерии величали обученных ветеринарному искусству нижних чинов. Должность эта была ответственная, окладом, не беря во внимание господ офицеров, уступающая только лишь полковому священнику и оружейному мастеру. Так что смотрел Василий Прохорович на всех, кто был чином ниже прапорщика, свысока.
— Принимай и в бумаге распишись, — важно изрёк он, кивнув на прижатый камнем лист. — Чего так на неё смотришь? Знакомая?
За спиной у коновала стояла рыжей масти кобыла, одно ухо у неё было наполовину срезано, посередине лба белела полоска светлой шерсти, немолодая, что сразу же бросалось в глаза, но и не кляча. А ведь и верно где-то определённо Тимофей её видел.
— Да из твоего же отделения она, — хмыкнул Прохорович. — У этого, у хриплого такого, у немолодого, ещё при выбраковке полгода назад её забрали. Думали, местным под забой отдать, а ты ещё говоришь, что справная она, что послужит ещё.
— Так это Зорька Хребтова Макара! — осенило Тимофея. — Зорька! Зорька! — И он, подойдя, огладил морду лошади.
— Ну вот, теперь точно признал, говорил же я вам. — Фаншмит кивнул стоявшим рядом двум нестроевым. — Аптекарскую фуру возила ваша Зорька. Так-то и правда ведь
В расположение взвода Тимофей подъехал уже к обеду верхом. Только спешился, а его уже обступили ребята.
— Вот так Иванович, вот сходил, называется, в караул! — воскликнул Балабанов, принимая повод. — А я думаю, чего это в них зачастил?! А тут вона как — свой антирес!
— По безлошадности ставили, — буркнул тот. — А коли такое желание есть, Елистратка, так я тебя тоже туда определю.
— Не, не, не-е. — Тот замотал головой. — Я при коне. Шучу я, не обижайся, старшой.
— Ну точно тебе, Ванька, говорю — Зорька это. — Федот Васильевич толкнул локтем стоявшего рядом Чанова. — Ухо с косым срезом видишь? А слева на крупе рубец? Макар, твоя кобыла?! — крикнул он спешившему к толпе Хребтову.
— Зо-орька! — Подбежавший драгун растолкал всех стоявших и крепко обхватил морду лошади. — Зо-оренька!
— Ну-у, говорил же, Макаркина. — Васильевич кивнул Чанову. — У меня-то глаз намётанный. Как теперь делить их будете, ежели Хребтов свою старушку опять захочет себе взять? — спросил он у Гончарова.
— Да мне-то всё равно. Пусть сам и решает. Отойдём, Макар? Поговорим?
Хребтов оторвался от Зорьки и, вздыхая, пошёл вслед за командиром.
— Я на тебя не давлю, делай свой выбор сам, — проговорил задумчиво Гончаров. — Мне после моей Чайки всё равно уж как-то.
— Полгода уже у меня Гром, — словно бы оправдываясь, произнёс Хребтов. — Объездил его, привык он ко мне, да и я к нему. Попервой всё с Зорькой сравнивал, думал, лучше уж на ней, да потом свыкся. Заберёшь под себя её, Иванович?
— Смотри сам, — пожав плечами, ответил Тимофей. — Заберу.
— Ну, вот и ладно. В готовщиках я сегодня, как бы не пригорело. — И потопал в сторону костра.
— Ну что, Зорька, теперь ты моя, — оглаживая гриву лошади, проговорил Тимофей. — Извини, а вот сухаря у меня нет. Теперь нужно опять всегда при себе его в кармане держать.
Глава 3. Ханская канцелярия
— Вчера опять наш фуражирный обоз персы вырезали, — делился новостями стоявший в шеренге Кошелев. — А перед этим ещё и на дальний, что из Тифлиса шёл, нападали. Ладно, хоть там, в охранении, две роты егерей шли и казаки были, отбились кое-как. Но если ханская конница большой силой нам за спину зайдёт — быть беде. Два года назад при прошлой осаде так вот оно как раз и вышло. Последние сухари и горсть дроблёнки ведь мы доедали. Без фуража кони совсем ослабли, так их, павших, по полкам на порцион распределяли. А тут ещё и холод лютый пришёл. Жуть, что, братцы, было!