На задворках империи
Шрифт:
В сером рассветном сумраке начали проступать вытянутые линии кавалерии. Кони переступали, фыркали, слышался звон упряжного железа и негромкий говор. Вдруг впереди, там, где был ханский лагерь и куда убежали егерские цепи, хлопнул выстрел. За ним ещё один, и вот ударила целая россыпь.
— Трубач, «Наступной марш»! — скомандовал Кетлер, и над долиной, вплетаясь в звуки близкого стрелкового боя, разлетелся понятный каждому кавалеристу сигнал. — Сабли долой! — рявкнул майор. — Дирекция прямо, в две линии, аллюр рысью! Атака!
— Атака! Атака! Атака! — выдували медь полковые и эскадронные трубачи.
Подстегнув
— Вперёд, старушка! Вперёд! — дал он шенкелей кобыле. — Ура-а! — его голос слился с сотнями других, что грянули атакующий клич. В сером сумраке, впереди, проступила линия человеческих фигур. Егеря отскакивали в стороны, сбегались в кучки, чтобы не быть растоптанными конями. Зорька чуть было не сбила грудью одного стрелка, отвернула от второго, и вот он уже, муравейник неприятельского лагеря. — Ух-х! — с резким выдохом Тимофей рубанул бежавшего прочь человека в халате. — На! — Клинок просёк спину второму. На него вывернул оседлавший коня неприятельский всадник, и он еле успел отбить удар его сабли, направленный в голову. Враг проскочил ко второй линии, а Тимофей направил коня в проход между обозными повозками. Вслед за ним сюда же залетело всё его отделение.
— Эх! Эх! Эх! — мелькали в воздухе клинки. Около большого шатра с повисшими в безветрие знамёнами кучковалась приличная толпа. Около сотни верхом на конях, примерно столько же тут было и пеших. На них-то и вынесло Тимофея с проскочившими обоз драгунами. Думать было некогда, остановишься — налетят и одним махом порубят, и он бросил Зорьку в карьер.
— Ура-а! — Порядка двадцати кавалеристов влетели с рёвом в эту кучу.
— На! На! На! — Гончаров с остервенением сёк саблей. Ставить удар, фехтовать? Какой там! Перед глазами мелькали кони, люди, пешие, верхом, в чужой одежде, и он крутился в седле как уж, стараясь нанести как можно больше ударов, пока его самого не срубили.
— Ура-а! — звон и вопли перебил атакующий крик. Людей в чужой одежде стало мало, и вокруг уже мелькали одни драгунские мундиры.
— Гончаров, шатёр проверь! — крикнул, осаживая рядом коня, Огнев. — Бери своих и охраняй его, чтобы не разграбили!
— Слушаюсь, вашбродь! — сказал Тимофей, спешиваясь. — Первое отделение, ко мне! Оцепить шатёр!
Сам он выхватил пистоль из кобуры и рубанул входной полог. В образовавшуюся щель высунулся ствол ружья, и он еле успел присесть.
— Бам! — громыхнуло, и пуля свистнула над головой. Выстрел в ответ, с колена, и он выхватил новый пистоль. Из-за спины ударило несколько ружей, с десяток человек стреляли прямо из сёдел. Трое — Чанов, Блохин и Калюкин — бросились вслед за командиром.
Откинув клинком разрубленный наискось полог, Тимофей заскочил внутрь. Бьётся в агонии рядом со входом умирающий. Рядом лежит, зажимая разряженное ружьё, ещё один воин. Прямо посредине шатра с кожаным мешком в руках встал на колени чистенький в белом халате и чалме третий ханец. Он с ужасом, бормоча что-то про себя, взирал на подходившего к нему с окровавленной саблей русского. «Алла!» И бросив мешок на ковёр, закатил глаза.
— Не трогаем! — рявкнул Тимофей. — Блохин, Чанов, проверьте всё там! — И указал на горку подушек клинком.
Умирающий затих, а ханец в белом всё что-то бормотал. Тимофей отпихнул ногой в сторону от него кожаный мешок
— Чисто, нет никого! — донеслось от проверявших рухлядь драгун.
— На портянки себе возьму! — крикнул Чанов, сворачивая яркое покрывало. — Вроде и шерсть, а тонкой работы, как раз для зимних портянок. Ноги ни преть, ни мёрзнуть в таких не будут. Вам тоже дам, ребята.
— Может, глянем, что в мешке? — предложил Блохин. — Вдруг там казна?
— Стой, Лёнька, — нахмурившись, произнёс Тимофей. — Не греши с этим. Пусть начальство само смотрит, что там внутри. Тут такое дело, могут и не посмотреть, что у тебя Анна на груди, по всей строгости спросят. Оружие лучше глянь для трофея или вон, как Ванька, красивую тряпку.
— Да я просто, — покраснев, пробормотал Блохин. — Если что, так-то не для себя, а для общества.
— И со всего общества могут спросить, — бросил Тимофей. — Да и на казну это не похоже. Когда отпихивал, почуял, не больно-то уж и тяжёлый мешок, как будто бумагой набитый.
— А ну тогда чего, тогда конечно, — согласился друг и нагнулся, чтобы снять пояс с убитого.
Стрельба и крики за стенками шатра стали тише, послышался конский топот и, сорвав висевший на лоскуте полог, внутрь зашёл Подлуцкий со штабными.
— Господин подполковник, младший унтер-офицер Гончаров! — Тимофей вскинул ладонь к каске. — Шатёр взят с боем вторым эскадроном капитана Огнева. Оставлены на его охране! — И отшагнул в сторону.
Подполковник глянул мельком на докладывавшего унтера, на двух застывших рядом по стойке смирно драгун и уже более пристально обвёл взглядом сам шатёр и сидевшего на коленях ханца.
— Кто таков?! — бросил он резко.
— Не могу знать, ваше высокоблагородие! — рявкнул Тимофей. — В бой с нами не вступал, так и сидел всё время на коврике. В руках вон тот кожаный мешок держал. Убрали его в сторону, чтобы он ничего с содержимым не сотворил.
— Синюхин, Матвеев, проверьте!
Командирский денщик со штабным писарем выскочили из-за его спины и, подняв кожаный мешок, развязали на нём тесьму.
— Вашвысокоблагородие, бумаги! — крикнул, заглянув внутрь, Фадей Иванович. — Полный мешок бумаг. Не по-нашему все писаны.
— Само собой, — ухмыльнулся Подлуцкий. — Похоже, ханская канцелярия. Вон и столик маленький в углу с чернильницей, прямо как у тебя, Фадейка. Рукава, ладони этого гляньте!
Денщик подбежал к всё ещё стоявшему на коленях ханцу и задрал его руки вверх. На отворотах белого халата были видны следы от чернил.
— Я же говорил, канцелярия, — фыркнул подполковник. — Похоже, сотоварищ это твой, Фадей. Небось, тоже из старших писарей. Или как там они у них, у этих татар, называются? Смотри-ка, а это очень удачно получилось, такие бумаги, они ведь гораздо ценней всех захваченных знамён будут. Порадуем командующего. Вот и поглядим, с кем это Хусейн-хан переписку вёл. Младший унтер-офицер! — Он повернул голову к Гончарову. — Этому, который в халате, руки связать и вместе с мешком, со всеми бунчуками и знамёнами доставить к генерал-фельдмаршалу. Никого к пленному не подпускать, и чтобы ни один волос с него по пути не слетел! Всё ясно?!