На задворках империи
Шрифт:
— Вот, а ты, небось, даже и не поверил мне, когда я говорил, что ты далеко пойдёшь. — Одиноков потрепал по плечу Тимофея. — Только и сам я не чаял, что в офицеры сможешь выйти, думал, только в вахмистры, а тут вон, гляди-ка — целый господин прапорщик. Рад, искренне рад!
— Спасибо, Пётр Александрович. — Гончаров сделал поклон головой. — За советы ваши и за ваше доброе отношение благодарю. Я ведь, признаться, вас часто вспоминал, слышал про штаб-офицерский чин и про орден Святого Георгия.
— Да уж, жаркое в прошлом году дело было, —
— Так точно, помню, господин майор, — с улыбкой произнёс Тимофей. — Разве же такое забудешь?
— Ладно, ты заходи ко мне в гости, я вон в том доме квартируюсь. — Он показал на приличный каменный особняк. — Там и штаб наш гарнизонный. Кофе попьём. У меня, кстати, для тебя подарок будет, ты ведь знатный книгочей. Знакомец из штабных из столицы занятную книгу привёз. Ну да не буду до поры до времени секрет раскрывать. Вот придёшь и сам всё увидишь.
— Спасибо, Пётр Александрович. — Тимофей поклонился старому знакомому. — На сутки к посту заступаю. Если позволите, сменюсь и к вам зайду.
— Очень хорошо, буду ждать. — И штаб-офицер, козырнув молодому прапорщику, направился к выстроенной неподалёку роте егерей.
— Ваше благородие, взвод проверен, в строю двадцать девять душ. — Кошелев кивнул на замершие шеренги кавалеристов. — Вернувшиеся вчера из полкового лазарета Балабанов с Казаковым тоже здесь. Проверил, службу нести могут, оружие обихожено, кони в полном порядке.
— Хорошо, спасибо, Васильевич. Выходим к форту на смену первому и второму взводам.
Вечер и ночь в дежурстве на укреплённом посту прошли без происшествий. Часовые егерей жгли костры, освещая подступы, и перекрикивались. Третий и четвёртый взводы поделили ночь пополам. Поручик Зимин по праву старшинства взял себе первую смену, расседлав и стреножив коней, поужинав, драгуны Гончарова спешили выспаться.
— Ваше благородие, вставайте. — Клушин осторожно потряс за плечо Тимофея. — Поручик ругается, говорит, наше время давно наступило.
— Степанович, ты-то что тут делаешь?! — недовольно проворчал Тимофей. — Ты со мной и на караул теперь будешь ходить? А кто за квартирами взвода в селе будет смотреть?
— Так там Медведев с этим, с Егоркиным из раненых, что у нас на долечивании, вот они и присмотрят, не беспокойтесь, не брошено там ничего, — парировал дядька. — А я тут уже на костерке чайку заварил, душистого, с местной бодрящей травой. Сейчас хлебнёте его — и уж спать так не захочется.
Чай понравился. Драгуны, испив его, накинули на коней вальтрапы с сёдлами и затянули подпругу. Проверили
— Октябрь, — задумчиво произнёс Кошелев. — У нас уже на Покров снег выпадает, а тут вот днём словно бы летом солнце палит. Скоро у нас в деревнях капусту рубить будут, девок начнут сватать и свадьбы играть, хорошо.
— Днём-то оно, да, жарко, а ночами сейчас вона как холодает. — Ярыгин вынул из кучи дров две толстые ветки и подкинул в костёр. — Всё равно осень, на то она и есть осень — холодная пора. Небось, уж не заморозит, как в прошлые зимы, нас начальство, до декабря ещё, загодя, на квартиры в Тифлис возвернёмся? Чего слышно об этом, Тимофей Иванович?
— Приказано, пока переговоры с персами не завершились и пока они не ушли к себе за перевалы к Тебризу, стоять на постах, — ответил прапорщик. — Иначе для чего же мы с ними столько времени в догонялки играли да за Аракс отгоняли?
— Это да-а, подождать, конечно, надо, — не стал спорить Чанов. — А то это те ещё хитрованы, бумагу с нашим амператором подпишут, печать на нею приложат, а как только мы окраину оголим — шасть сюда опять и начнут всё тут рушить.
— Лишь бы здесь на зиму не остаться, — проворчал Ярыгин. — А то забудут про нас, и кукуй тут до весны. А ведь нам на рождественские уже две трети недоданного жалованья будет положено, а ну как зажилят или обсчитают интендантские?
— Рыжий, тебе только вот два с полтиной премиальных дали, а ты всё бухтишь, о жалованье хнычешь, — подколол товарища Чанов.
— Так и больше было бы, ежели бы армянам не давали, — проговорил тот и спрятался за Ванькину спину.
— Ты договоришься сейчас, елдыга[21], — рявкнул Кошелев. — Они с нами под одними пулями и клинками были, всё правильно, что их одарили, вернее служить будут. А ты ну-ка сходи коней проверь. Иди-иди, чего там за Чанова прячешься?!
— Сказать уже ничего нельзя, как рыба молчать только нужно, — бормотал себе под нос Ярыгин, перехватил поудобнее мушкет и потопал от костра.
— Ох и болтун, ох болтун! — Васильевич покачал головой. — Вот так всегда, кто-нибудь да обязательно будет в артели такой егозистый. Герасима хоть того же вспомните… Царствие небесное рабу Божьему… — забормотал он и перекрестился.
Миновал полдень, потом был обед. Обиходили неспешно коней. Движения по тракту почти никакого не было, проехали на ослах несколько местных, да прокатили гружённую дровами большую арбу два вола. Погонщик продал за гривенник пару хороших вязанок, и она со скрипом потянулась дальше в селение. Стоять у форта нужно было ещё от силы часа три, потом должна была подъехать смена. Со стороны Шуши прискакала сотня союзных татар. Командир её Али был хорошо знаком Тимофею, и, пока всадники поили коней, они с ним хорошо поговорили.