На задворках империи
Шрифт:
Минут через десять перед ним лежала пара десятков самых простых сабель, кинжалы, пики, луки и дюжина пистолей, даже шесть кавалерийских ружей с коротким стволом.
— Французской системы карабин. — Тимофей поднял самый ухоженный. — Этот мы себе пока забираем и все пистоли, кроме вот этих двух. — Он толкнул ногой самые грязные и замызганные. — Тигран, сюда подойди! — поманил десятника. — Забирай пять ружей, они твои, и эти два пистоля. В куче покопайся и разыщи к ним приспособы, пулелейки и шомпола, а также запас патронов. Только побыстрее.
Армянин,
— Я брать? — наконец пролепетал он недоверчиво.
— Да-да, обшарпанное всё, конечно, но уж какое есть. Ребятки мои ещё кинжалы себе заберут, а сабли нам ни к чему, лишняя только тяжесть.
— Это брать? — всё не мог тот поверить своим ушам. — У меня нет такая деньга платить.
— Ничего платить не нужно, — хмыкнул Гончаров. — Это наш боевой трофей, а как у нас говорят: что с бою взято, то свято. Не побоялись, не бросили нас, вот вам и награда за верность и храбрость. Братцы, никому ничего не нужно? А то я союзникам отдаю.
Двое драгун ещё забрали по кинжалу, и Тимофей прошёл по очищенному от трупов коней и людей проходу.
— Трое раненых было, вашбродь, — доложился Плужин. — Воды им дали, оттащили в тенёк, чего теперь с ними дальше делать?
— Перевязь чистую оставьте, пусть они раны себе сами перетянут, — приказал прапорщик. — У нас на это времени просто не будет. Допросить бы кого-нибудь, да ведь тоже некогда. Нам бы, Демьян Ерофеевич, к повороту поспешать, а мы тут время теряем.
— Ваше благородие, перс оглушённый ожил! — раздался крик Чанова. — Эй, дуст, нам шана чист?[17] Ну-у! Ты немой, что ли? Нам шана чист?!
— Форуг, — пролепетал тот, глядя со страхом на здоровяка.
— Вот молодец, получается, не немой, — сделал вывод Чанов. — Салам, Форуг. — Он похлопал его по плечу. — Шамо ба забан руссо?[18]
— Не. Фарси.
— Только по-персидски калякает, — крикнул Чанов. — А я более по-ихнему и не понимаю.
— Пленный — это хорошо, — порадовался находке Тимофей. — В генеральском штабе обязательно знающий язык человек найдётся. Так, взвод, слушай меня сюда, — повысил он голос. — Драгуны Чанов и Сазонов везут пленного навстречу нашим. Тигран! Дай на охрану вот этому человеку ещё пару своих. Все остальные идём по дороге. Дотемна у нас часа три ещё точно есть, нужно попробовать оседлать выход с той дороги, по которой персы двигаются.
Шли настороже. По пути попадались частые кровавые следы, а в одном месте лежала павшая лошадь.
— Грудь пулей пробило, истекла, бедолага, — осмотрев её, сделал вывод Кошелев. — Совсем тёплая.
— Так время-то всего ничего прошло, — отметил Кузнецов. — А ведь капли ещё и дальше видны.
— Значит, не одна она простреленная была, — вглядываясь в песок, проговорил Блохин. — Может, и с кого из всадников кровенит.
— Тимо, я очень спасибо тебе, — произнёс, подойдя сзади, Тигран. — Мой человек из десяток весь спасибо тебе сказать, по-русс говорить
— На здоровье, — хмыкнул Гончаров. — Только у меня одно условие, Тигран, к тебе есть. Закон — орэнг, указ. Понимаешь?
— Айо. — Тот кивнул. — Понимать. Слушать.
— Это мой личный дар тебе и твоим людям, Тигран, за вашу верность и храбрость. — Тимофей погладил ствол карабина. — Давиду их не отдавать. Это твоё личное оружие и оружие твоих людей. Если отдашь, большая обида будет! Понял?
— Да, я понять. Паргеватрум — награда, мой награда, не Давид.
— Всё верно, паргеватрум, — улыбнувшись, подтвердил Тимофей. — Ну что там, чисто?! — крикнул он отошедшей на пару сотен шагов к следующему повороту тройке Ярыгина.
— Всё спокойно, вашбродь! — отозвался Степан. — С полверсты отсель всё просматривается, ничего подозрительного там не видать!
Через короткий промежуток времени, пройдя пару вёрст от места боя, Тигран показал на боковой съезд.
— Воскешен дорога. Очень старый дорога, мало-мало ходить. Шамхор большой дорога. — Он показал на ту часть хорошего тракта, что уходил на восток. — Перс с плохой дорога от Гелам на хороший заходить.
— Есть следы, ваше благородие! — крикнул, забежав на старинную боковую дорогу, Ярыгин. — И копытами набито, и капли крови опять же тут есть. Свеженькие совсем, липкие.
— Капли крови — это хорошо, — отметил Гончаров. — Значит, дозор персов именно сюда заскакивал, а не на Шамхор унёсся. А это что? — Он посмотрел, сощурив глаза, на Лёньку.
— Что-о? — Тот сморщил лоб, пытаясь понять мысль друга.
— А то, что главные силы персов ещё не вышли к Шамхору отсюда. — Гончаров кивнул на поворот. — Куда разбитому дозору отскакивать? Только к ним, под защиту.
— А ведь и верно! — обрадованно воскликнул тот. — А я сразу и не догадался. Это что же получается, что мы успели неприятелю дорогу забежать?
— Забежать-то, может, и успели, а вот сможем ли её перекрыть? — проговорил озабоченно Плужин. — Нас тут с армянами три с половиной десятка всего. А ну как персы цельной тысячей вдруг попрут?
— Есть риск, — согласился с опытным унтером Тимофей. — Но и ты пойми, Ерофеевич, не придержи их здесь, прорвутся они в Шамхорскую долину, и все жертвы тогда напрасны. Там им прямой путь на Елисаветполь и Тифлис.
— Это да-а, негоже так, — выразил согласие Плужин. — Чего делать-то будем, вашбродь?
— Буду думать, — проговорил Тимофей, оглядывая окрестности. — Вы пока обустраивайтесь. Лёнька, возьми своих, пробеги на сотни три-четыре шагов по этой боковой дорожке, оглядись там, — попросил он друга.
— Менее четырёх десятков с тиграновскими, ну ещё пусть беглецы Давида подъедут, — прикидывал свои силы Тимофей. — Хотя толку-то от них. Всё равно только лишь четыре десятка ружей получается. Как ими большой отряд удержать? А наши до утра точно не успеют сюда подойти. Тигран! — Он поманил рукой десятника. — А по горам этот поворот можно как-то обойти?