На землях рассвета
Шрифт:
Арсенал Хониара был громадным. Он занимал всю верхнюю половину пирамиды Горы, начинаясь сразу над главным коридором. Здесь царствовал холодный синеватый полусвет. Лэйми показалось, что этот зал вообще не имеет границ, - проходы между стальными бесконечными стеллажами суживались в точку, уходя в неразличимый сумрак, полы и потолки здесь были решетчатые, и под ногами, - как и над головой, - он видел десятки других ярусов. Невольно возникало ощущение, что он тут парит в воздухе...
На стеллажах, тускло отблескивая, лежали бесчисленные орудия смерти - изгнанной из этого мира, но, если он утратит свою уединенность, они вновь
Лэйми медленно пошел вперед, разглядывая то, что плотными рядами лежало на полках. Вот древние энергетические призмы - силовые и лазерные, не очень мощные, однако, вполне способные распороть человеку живот - где-нибудь вне Зеркала, конечно. Вот фокаторы - новейшее оружие Империи, уже успевшее безнадежно устареть. Оружия, созданного уже под Зеркалом, тут было гораздо больше - оно-то, собственно, и заполняло этот бесконечный зал. Вот разделители, такие же удобные ручки, как и фокаторы, только при включении из них выдвигался острый, как игла, сердечник, - и на его острие загорался маленький злой огонек. Это оружие стреляло силовым лучом толщиной в одну молекулу, - оно могло рассечь любой непроводящий материал, тихо, беззвучно, на расстоянии метров до пятидесяти. В воде луч разделителя, правда, терял убойную силу уже через полметра.
Вот ваджры, боевые лазеры, - темные, массивные устройства длиной всего в двенадцать дюймов. Они крепились на руке с помощью двух браслетов - у локтя и запястья. Ваджра могла за несколько секунд уничтожить небольшой дом - на любом расстоянии в пределах прямой видимости.
Не было забыто и оружие в стиле Империи - автоматическое, само распознающее и находящее врага. Ястребы - на самом деле стрекозы из стали с шестью крыльями размахом в двадцать дюймов. Там, где у настоящей стрекозы рот, у Ястреба был небольшой, но способный убить лазер. Он мог всюду следовать за своим владельцем, порхая в воздухе. Ястребы могли и сторожить, и атаковать самостоятельно, обрушиваясь на врага разящей тучей. Другие их модели были самонаводящимися минами, способными уничтожить небольшой космический корабль или танк. Стеллажи тянулись, насколько хватал глаз, - и везде прохладным, влажным блеском отливали металлические стрекозы...
– Это всё не больше, чем игрушки, - сказал Камайа.
– По крайней мере, здесь. А вот здесь - кое-что настоящее.
Он подошел к ограждавшей арсенал стальной стене, коснулся ладонью врезанного в неё гладкого, шелковистого на вид квадрата. Один из её сегментов, толщиной в полметра, плавно ушел вниз.
Вдоль стен небольшой комнаты тянулись узкие полки. На них лежали толстые пластины со скругленными краями - как раз такого размера, чтобы поместиться в ладони. К каждой крепилась прочная серебристая цепочка, - такую вещь было очень удобно носить на запястье.
– Это сделал Охэйо, - сказал Камайа, - и я до сих пор не знаю, как. Здесь никакое оружие не может причинить нам вреда. Это тоже. Но если нажать вот на эти сегменты на боках...
– он сжал пальцы.
Пластина раскрылась, как цветок. Лэйми увидел в самой его сердцевине обсидиановый глаз. Глаз ослепительно вспыхнул... и он пришел в себя, лежа на полу. Голова гудела, словно от хорошего удара. Уже очень, очень давно он не испытывал такого ощущения...
– Это блик, - сказал Камайа.
– Он лишает сознания на пару минут, не больше, - но за это время можно
Лэйми понимал. В мире, где любое оружие было не опаснее игрушки, блик давал почти абсолютную власть. Даже представить страшно, что будет, завладей им один из ТЕХ. Право, есть вещи, которых не стоило создавать... Но всё же, он понимал, что придумать блик было нелегко, и чувствовал невольное уважение к труду Аннита.
Выбрав то, что было им больше по вкусу, они спустились вниз, к стоянке скутеров. Охэйо шел последним. В глубине его сумки тускло блестела брахмастра.
5.
Сооружение, которое лучшие инженеры Джангра строили больше тридцати лет, Охэйо создал всего за год. Его Генератор был, правда, не в пример меньше - черная ребристая пирамида со срезанным верхом высотой едва по пояс создателю и шириной у основания метра в три. Она стояла возле самой поверхности Зеркала, недалеко от давно уничтоженных Врат Хониара.
Вблизи Зеркало теряло всю свою таинственность, - оно казалось просто удивительно ровной стеной тускло светящегося, мутного, коричневатного тумана, только упругой - казалось, Лэйми, держа в руке магнит, старается прижать его к одноименному полюсу другого магнита.
Он оглянулся. Камайа бродил вокруг пирамиды Ключа, как Охэйо назвал свое творение. Сам Аннит колдовал над ноутбуком, с помощью которого Ключ и управлялся.
– Готово, - сказал он.
– Сейчас, - он насмешливо начал считать.
– Десять. Девять. Восемь...
6.
Когда Ключ включился, Лэйми словно ударили по голове, - на какой-то миг в глазах потемнело, и он перестал сознавать окружающий мир.
Когда зрение прояснилось, он понял, что оказался в темноте, - проектора-планетария у Ключа не было. Мрак рассеивал лишь замерший между его шпилей шар кристаллического темно-фиолетового света. Казалось, они попали в купол, обитый изнутри черным бархатом. Ничего больше не изменилось, только...
Там, где двести лет проходило неразрушимое Зеркало, теперь тянулся невысокий обрыв, - за два прошедших века земля на той стороне стала на полметра ниже...
Лэйми осторожно подошел к краю. Ничего необычного там не было - тот же бурьян и кочки. Вот только запах от травы исходил незнакомый...
– Я проделывал это уже раз двадцать, - сказал Охэйо. Он сидел, свесив ноги, на тихо гудящей пирамиде Ключа.
– И всякий раз было одно и то же. Так что все россказни об море магмы, или об море живой протоплазмы, которые вы так любите сочинять - просто-напросто врань.
– А как же тогда толчки? Откуда все эти землетрясения?
Охэйо усмехнулся.
– Частота Генератора иногда сбивается. Зеркало начинает колебатся, а вместе с ним колеблется и земля.
– И ты никому об этом не сказал?
– Меня кто-то спрашивал? И стоило мне сказать, что я МОГУ выйти за Зеркало, мне запретили бы работать над этим. Мы все стали ужасными трусами...
Лэйми опустил глаза. Больше всего в Охэйо ему нравилась откровенность, - тот не пытался скрывать свои мысли, и всегда говорил то, что думал. Только, как оказалось, не всё. И - не всегда.