На живца
Шрифт:
– Но ведь галантные.
– Как ты думаешь, Хоук поддастся ей?
– Сюз посмотрела на меня.
– У Хоука нет чувств, - ответил я ей.
– Но у него есть правила. Если она впишется хоть в одно из них, он будет относиться к ней очень хорошо. Если же нет, будет поступать по настроению.
– Ты всерьез считаешь, что у него нет особых чувств?
– Я никогда не видел их проявления. Он всегда прекрасно выполняет порученное ему дело. Но я не помню, чтобы видел его счастливым или печальным, испуганным или ликующим. За те двадцать лет,
– Он такой же хороший, как и ты?
– Сюзан положила подбородок на сложенные руки и пристально посмотрела на меня.
– Возможно, - ответил я.
– А может, даже и лучше.
– Он не убил тебя в прошлом году на мысе Код, хотя и имел такое намерение. Наверное, тогда в нем что-то шевельнулось?
– Мне кажется, он испытывает ко мне такую же любовь, как к вину, хотя не любит джин. Он отдал предпочтение мне, а не тому парню, на которого работал. Хоук рассматривает меня как вариант собственной личности. И где-то в глубине приказ убить меня по чьей-то указке противоречит его правилам. Не знаю. Но я бы тоже не смог его убить.
– Ты тоже считаешь себя в чем-то с ним схожим?
– У меня ведь есть чувства, - сказал я.
– Я люблю.
– Да, это верно, - откликнулась Сюзан.
– И делаешь это с большим успехом. Давай вернемся в спальню и там допьем последнюю бутылку шампанского. Продолжим наш разговор о любви, и, может, как говорят наши студенты, тебе еще раз захочется заняться этим самым.
– Сюз, - заметил я.
– Я ведь не так молод, как они.
– Знаю, - ответила Сюзан.
– Я воспринимаю это как вызов.
Мы вернулись в спальню, легли на кровать, тесно прижавшись друг к другу, пили шампанское и смотрели какой-то фильм по ночному каналу в темноте комнаты, овеваемой воздухом кондиционера. Жизнь, может, и переменчива, но иногда все идет как надо. Фильм по ночному каналу оказался "Великолепной семеркой". Когда Стив Маккуин, глядя на Эли Уоллака, сказал: "Мы прорвемся, дружище", - я повторил это вместе с ним.
– Сколько раз ты смотрел этот фильм?
– спросила меня Сюзан.
– Не знаю. Раз шесть или семь, я думаю. Его часто показывают на последних сеансах в гостиницах.
– И как ты можешь смотреть это снова и снова!
– Я смотрю его так же, как смотрят танцы или слушают музыку. Это не просто сценарий, это жизненная позиция.
Она засмеялась в темноте.
– Не сомневаюсь, - сказала она.
– Это история твоей жизни. Что там происходит, не имеет значения. Важно то, как ты смотришь на происходящее.
– Не только, - возразил я.
– Понимаю, - ответила Сюз.
– У меня кончилось шампанское. Как полагаешь, ты готов, прости фривольность моего вопроса, к следующему доказательству своей любви?
Я допил шампанское.
– С маленькой помощью моих друзей.
Ее рука легко коснулась моего живота.
– Я - единственный твой друг на данный момент,
– Это все, что мне нужно, - ответил я.
Глава 25
На следующее утро Сюзан отвезла меня в аэропорт. По дороге мы остановились в кафе "Данкин" и попили кофе с пирожками. Утро было ярким и теплым.
– Ночь любви сменилась утром земных радостей, - заметил я, поедая пирожки.
– А Уильям Пауэл водит Мирну Лой в "Данкин-шоп" есть пирожки?
– Что он понимает!
– ответил я и поднял свою чашку с кофе, изображая тост.
Она подхватила:
– За тебя, приятель!
Я спросил:
– Откуда ты знаешь, что я собирался сказать?
– Случайно догадалась, - засмеялась она.
В машине мы почти все время молчали. Сюзан - ужасный водитель. На поворотах я постоянно упирался ногами в пол.
Когда мы остановились у аэровокзала, она произнесла:
– Боже, как мне надоело! На этот раз надолго?
– Ненадолго, - пообещал я.
– Может быть, на неделю. Вернусь не позднее закрытия Олимпийских игр.
– Ты обещал показать мне Лондон, - вспомнила вдруг она.
– Если ты не выполнишь свое обещание, я сильно рассержусь.
Я поцеловал ее в губы. Она вернула поцелуй. Я сказал:
– Я люблю тебя, Сюз.
В ответ прозвучало:
– Я тоже.
– Тут я выбрался из машины и направился на вокзал.
Через два часа двадцать минут я уже очутился в Монреале, в домике близ бульвара Генри Борасса. Дом был пуст. Среди бутылок шампанского, заполнявших холодильник, я обнаружил бутылочки эля "О'Киф". Хоук прошелся по магазинам. Откупорив пиво, я уселся в комнате перед телевизором и посмотрел кое-какие соревнования. Примерно в половине третьего в дверь постучал какой-то человек. На всякий случай я сунул в карман пистолет и отозвался.
– Мистер Спенсер?
– Человек был одет в полосатый костюм и соломенную шляпу с маленькими полями и широкой голубой лентой. Его речь не отличалась от американской, но так говорила половина канадцев. У обочины с невыключенным двигателем урчал "додж-монако" с квебекскими номерами.
– Да, - отозвался я почти моментально.
– Я от фирмы мистера Диксона. У меня для вас конверт, но прежде я бы хотел взглянуть на какое-нибудь удостоверение.
Я показал ему свою лицензию с фотографией. На ней я выглядел крайне решительно.
– Да, - согласился он.
– Это вы.
– Меня это тоже разочаровывает, - пошутил я.
Он автоматически улыбнулся, вернул мне лицензию и вынул из кармана пиджака большой толстый конверт. На конверте значилось только мое имя и логотип фирмы "Диксон Индастриз" в левом углу.
Я взял конверт. Человек в полосатом костюме попрощался, пожелал хорошо провести время и, вернувшись к ожидающей машине, отбыл.
Я зашел в дом и уже там вскрыл конверт. Это были три комплекта билетов на все оставшиеся соревнования. Больше ничего. Никакой служебной карточки, типа "Желаем хорошего отдыха". Мир казался обезличенным.