На злобу дня по воле – потому
Шрифт:
Компромисс наедине ужимки
Куда – то спрашивает подло я,
Оно на компромисс так скудно – льётся,
Оно не знает утончённый свет
И ждёт ужимки чуда – не для всех.
Когда от компромисса удивляет – тот,
Погнутый прут любви от эталона – я,
Ты ждёшь ему замену бытия – внутри,
Ты волей хочешь жадное – в себе.
На большинство
Ты вышел, как конструкт и идеал,
Но только гордо вышит от придирок лет -
Твой милый тон и солнца монолог.
Сквозь край иллюзий болен, утолив его
Скабрёзный день – по уходящей тьме
И вылит солнцем к обаянию день,
Такой же нищий пользой от любви.
Красиво пишет эту муку, позабыв едва
Плохое чувство от причины – зол,
Но ищет твой похожий идеал ума -
Так странно эту пищу, словно боль.
В неё упёршись ты ожил умом
И ищешь, словно маятник в аду -
Свой ход от компромисса, удивляя жизнь,
Как тонкий монолог в своём – бреду.
Так лично ищет эго эту форму – лет,
Так плохо отделяет в форме – я
Ту разницу изжитой привилегии нег,
Где болью слабо видит – этот свет.
Но компромисс внутри очерчен – для тебя,
Он ровно дышит фатумом – отныне,
Когда за эго слышит долгий – яд
Твой мир – на эпатаже формы лет.
По монологу дышит, обрамляя свет
Внутри – от незамеченной игры ума -
Твой ловкий дилетант, как обрамление я,
Как будто ты не стал ему – умом.
А только ровно случаю – влюблён,
Коварен и в ужимках – виноват,
Поскольку ты один ему – изжил умом
Строптивый яд в покорности себя.
Поскольку слышит ровный – дилетант
Свой визг от опрометчивой игры -
Ты сам внутри ужимок – образцовый ад,
К нему и сам ты стиль – наедине.
Над компромиссом возвышаешь ад,
Над утренним устройством – бытия,
Но только видит эту форму – я
Твой образцовый, вдумчивый портрет.
Ловкий испуг одиночества
Не чёрный квадрат, не иллюзия я,
А трогает форму, забыв про себя
Твой мир, как фатальности старый испуг,
Твой новый, забытый у имени – круг.
За то, что не стало фатальностью я,
За светлое небо в сапфирах любви,
За жизнь в монологах искусства – стоять,
Но верить, что страхом ты
А ловкое сердце не медлит, едва -
Ты стал этим утром – условно внутри,
Как стройное поле обыденных лет
От ран одиночества – видеть себя.
В забытом портрете ты смотришь – на юг,
На тонкие линии в спаянном сне,
А ловкий испуг, что хранится внутри -
Твой парус искусства от времени, вдруг.
Ты им, как и польза – натянешь игру,
Ты стиль от ранения в славной – руке
Используешь только на белой строке,
Что может искусству свой день – предсказать.
Над нами, где стала от памяти – сна
Вилять аллегорией нового – смерть,
Она подошла, словно к краю весна
И топко нам смотрит по ветру – наверх.
На ловком испуге ты видишь – себя,
Ты видишь то утро в притаенном сне,
А дух одиночества строит – вокруг
Наивное поле из степени – муки.
Она, что и время в пропавшей реке,
Она не забыта от тайного – имени,
Но парус натянешь по виду – строки,
Чтоб плыть одинокому ветру – отныне
На берег, куда ты не вытерт – умом,
На берег внутри от раскаяния мира,
Где сталось одно одиночество – сном
И тяжко в культуру уводит – прозрение.
Над тёмной окалиной в смерти – своей,
Над топкой картиной пришедшей весны,
Где стали одни одиночеству – сны
Такие угодные в странной развалине.
Внутри на испуге ты ждёшь – это я,
Ты стал, как и зимнее в форме – устоев,
Но берег внутри – одиночеству стоит
Идти этим ветром под снег – впереди.
Обознавшийся день пережиток
Не для всех ты искал – по уму
Внутрь утраченной формы – мораль,
Не для времени съел тишину,
Чтобы выдумать к слову – руки
Обозначенный в нас – пережиток,
Как любовь у строптивой строки,
Как заметный прогресс – на двоих,
Что уводит по радости тень.
Не для времени станет – она
Неприглядной, как польза в доверии,
Но и форма от страха – в вуаль
Не откроет тот день для любви.
Обозначенный в сердце – стоять,
Что убогий от слов – пережиток,
Ты не можешь тем более – в нас
Опрометчивой в пользе отнять -