На звук пушек

Барт Владимир

В первую очередь подавить Будрицкий приказал французские батареи, в первую очередь митральезы, столь впечатляюще проявившие себя при обороне Сен-Мари. Благо германские орудия обладали большей дальнобойностью и позволяли вести огонь, оставаясь недосягаемые французами. Просто германские генералы как то об этом постоянно забывали.

Крупповские пушки, залп за залпом принялись отправлять снаряды на позиции французских батарей, подготавливая наступление пехоты. Как это предписывалось диспозицией сегодняшнего сражения.

Будрицкий расположил против Сен-Прива не только гвардейскую артиллерию, но и обратился

к командующему XII корпусом кронпринцу Альберту Саксонскому с просьбой расположить часть батарей корпусе против ключевой точки позиции, которым являлось Сен-Прива. А еще затребовал батареи у стоящего в резерве X корпуса, и не получил отказа. Таким образом уму удалось сосредоточить против семидесяти французских орудий, заряжающихся с дула и устаревших, больше двухсот сорока современных скорострельных пушек Круппа[1].

А еще Будрицкий направил в Ставку ординарца с подробным описанием произошедшего и принятых им мер. А также обратился к начальнику прусского Генштаба генералу от инфантерии Хельмуту фон Мольтке с просьбой приказать Командующим армиями направить на левый фланг артиллерию армейского резерва.

Мольтке внимательно прочитал донесение, особенно ту часть, где шла просьба о помощи. В кои веки германские генералы вспомнили о дисциплине и приняли к сведению распоряжение. Может быть впервые, с самого начала компании.

Надо сказать, что все значительные битвы этой войны были начаты вопреки приказам Генерального штаба, в нарушение общего плана компании, который стал трещать по швам, едва войска перешли границу. И пусть противник отступал, это не оправдывало потерь, и той опасности, что враг выскользнет из расставленной на него западни.

Весь август, едва услышав где-то грохот орудий, генералы неслись туда сами и увлекали за собой войска. В поисках славы, чинов и орденов. Наплевав на все приказы, кто бы их ни подписывал. Тем более какой-то штабной, да еще датчанин[2]. Все, что оставалось делать Мольтке, это делать вид, будто все идет по плану. И максима[3] «идти на звук пушек» превыше всех приказов и планов, разработанных штабами, и что такова была изначальная идея Мольтке. А узнав о результатах генеральской жажды сражений, приходилось только сжимать зубы, и запоминать нарушителей. Благо память у него была тренированная. И лишь в самых вопиющих случаях начальник Генштаба выказывал свое неудовольствие, привлекая в качестве тяжелой артиллерии короля. Одно радовало, на этой войне хотя бы не спрашивали, как в 1866 году, увидев подпись под приказом: «Черт возьми! Кто-нибудь знает, кто такой генерал Мольтке»[4]?

И вот генерал, да еще и гвардейский, не просто обращается с просьбой, а этой просьбой подтверждает правоту Мольтке. Это дорогого стоило.

Поэтому Мольтке решил посодействовать гвардейскому генералу. А чтобы его приказание звучало весомей для командующих армиями, под приказом неплохо смотрелась бы и подпись его величества. И начальник Генерального штаба отправился к прусскому королю Вильгельму I, благо тот располагался буквально в нескольких шагах.

*

Взрывы, взрывы, взрывы…

Германские батареи расстреливали французские артиллерийские позиции.

После каждого залпа французы несли потери в людях и орудиях.

А ответить не могли. Бошу предусмотрительно установили свои пушки едва ли не на пределе их действия. Это уменьшало точность попаданий, увеличивало расход боеприпасов, но позволяли сберегать орудия и жизни расчетов. Против двух с половиной максимум трех тысяч метров, на которые стреляли орудия Хитте, пушки Круппа отправляли свои снаряды на три с половиной метров. Кроме того они обладали большей скорострельностью. Прусские ударные взрыватели показали себя лучше французских. А главное, лучше была выучка артиллеристов. А потому после пристрелки, большинство снарядов, не смотря на дальность, ложились в пределах батарей. Время от времени попадая в зарядные ящики. И тогда над позицией раздавался оглушительный грохот, и летели во все стороны осколки, щепки и комья земли, уничтожая все вокруг.

— Надо отводить батареи, — сказал генерал Бертран, командующий артиллерией 6-го корпуса.

Маршал Канробер лишь кивнул в ответ, мрачно осматривая позиции. Выдвигать вперед батареи не имело никакого смысла. Сил для атаки у него не было. Но если отвести артиллерию, пруссаки направят огонь орудий на Сен-Прива, переполненный войсками. Это повлечет чудовищные потери. Но, похоже, выхода нет.

— Отводить надо не только артиллерию!

Канробер с удивлением посмотрел на генерала Вильё, не ожидая услышать от него подобное.

— Вы предлагаете отступить? — бесцеремонно вклинился молодой человек, одетый с элегантной небрежностью светского щеголя.

— Лично вам я предлагаю заткнуться! — тут же отреагировал де Вильё, отличавшийся взрывным характером.

Молодчик лишь вчера приехал из Парижа, имея какие-то рекомендации от военного министра и от Председателя Законодательного корпуса к маршалу Базену. А Базен отфутболил его к Канроберу, подозревая в парижском хлыще соглядатая императрицы Евгении. Вот и пусть посмотрит, как военное министерство снабжает и комплектует войска. Шеской корпус, с его половинным составом и нехваткой всего и вся, подходил на эту роль более всего.

А Вильё было наплевать, на связи и знакомства какого-то гражданского, сующего нос куда не следует, будь тот хоть министр, хоть премьер-министр. Вообще, генерал недолюбливал депутатов и чиновников, постоянно урезавших оборонный бюджет и при этом предъявлявших к военным все большие и большие требования.

— Вот смотрите, — продолжил Вильё, демонстративно игнорируя нахала, не стоящего его внимания. — Фронт перед Сен-Прива, составляет всего два километра. Для корпуса, я говорю о прусских гвардейцах, стоящих в сен-Мари. Так вот для корпуса такая полоса наступления недостаточна. Если только они не пойдут сомкнутыми колоннами.

— Они пойдут, — заметил Канробер. — Именно плотными рядами. Как того требует их устав 1847-го дара. К слову, написанный и подписанный самим королем Вильгельмом.

— Тем для них хуже. В любом случае, одновременно по фронту не смогут наступать более десяти батальонов.

— Они могут обойти нас с фланга, со стороны Ронкура. Именно в ту сторону мы наблюдаем движение саксонского корпуса.

— Это удлинит фронт на километр, полтора. Это еще пять… пусть семь батальонов.

— Хорошо, согласен, — кивнул маршал, приглашая генерала продолжить мысль.