Набат-2
Шрифт:
Опять понимающее молчание. Осуждающее. Выручил всезнающий секретарь:
— Поздравьте его с рождением третьего ребенка!
— Тебя можно поздравить с третьим отпрыском? — рискнул Гречаный.
— А Луцевича с первым.
— И Луцевич с вами? — удивился президент, даже не спросив, на ком женился Луцевич. — Поздравляю…
— Здесь, здесь, — подтвердил Судских. — Обязательно передам.
«Черт возьми! — вспомнил Гречаный. — А я так и не женился… Подсунул этот… — он неодобрительно глянул на секретаря, — свою сестру в наложницы, тем и пробавляемся.
Попрощались с Судских легко, как корабли на приличном расстоянии в море, каждый на своем курсе, хоть и параллельном.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — сам себе сказал Гречаный, и секретарь не удивился его желанию.
— С какой охраной? — осведомился он для проформы.
— Без охраны.
— Запрещено, Семен Артемович.
— Тогда пару человек, не больше, — попросил президент.
— Я утрясу вопрос, — . ответил секретарь таким тоном, будто делал президенту величайшую услугу. Допустим, брался выменять воблу на банку сгущенки.
Президент неторопливо вышел через Спасские ворота в сопровождении двоих охранников, которые держались на расстоянии, как велел секретарь. Направился он наискосок к бывшему ГУМу, где нынче разместился один из многочисленных цехов культуры и здоровья молодежи. Зданий в Москве пустовало много, и практичный Цыглеев, ни на кого не оглядываясь, велел переоборудовать их в молодежные центры. Болтаться по мокрым улицам желающих почти не было, а там тепло, светло, лампы дневного света, зелень в оранжереях и нет соблазнов употреблять спиртное или наркотики — все на виду. За это Гречаный хвалил премьера, но своими глазами еще не видел — что оно такое, оздоровительный центр.
На первых этажах девчушки в прозрачных трико учились танцевать что-то вычурное и замысловатое — под руководством молоденьких преподавательниц, может быть, чуть крупнее учениц. Их прозрачные трико были откровеннее. Гречаный испытывал неловкость, но на него не обращали внимания, зато охранники постреливали глазами, держась за его спиной. Плечистые и молодые по-прежнему в цене, смекнул Гречаный, когда наставницы задвигались вольнее, выбирая позы и па пооткровеннее. Запахов президент не ощущал, вытяжная вентиляция работала прекрасно.
«И слава Богу…»
На галереях размещались секции по интересам. Качки прежним способом наращивали мышцы. И если, разглядывая танцовщиц, охранники делились мнениями вполголоса, здесь они не стеснялись говорить громко. По их мнению выходило, что все это чухня, метода устарела, рельефный фасон дает, а настоящей мускулатуры не прибавляет плюс импотенция.
— Почему импотенция? — не согласился президент* — Ребята ладные, сильные, ничем не хуже вас.
— Да уж, Семен Артемович, — ухмыльнулись оба. — Нас гоняли на свежем воздухе да на рубке дров и гречневой каше, а это — показушники, обычные качки. Перед девками форсят, а палку не могут поставить с толком, — откровенничали они, не стесняясь президента. — Да тут и девицы все сплошь лесбиянки. Честное слово!
Президент
— Пошли дальше, — сказал он, пряча глаза.
В компьютерном зале царило оживление. Здесь проверяли сноровку и совсем еще мальчишки лет семи — десяти, и юноши постарше. Компьютер-жокей отрывисто произносил непонятные команды, и в зале тут и там отвечали ему столь же непонятно.
— О чем они переговариваются? — спросил Гречаный.
— Кто на файле микроб поймал, кто запустил свой вирус, — охотно пояснили охранники, и один другому сказал с большим интересом: — А тот шибздик в прыщах на крайней панели ничего так шерстит в пятом уровне, да?
— Ум-м, — уважительно промычал другой.
И здесь президента не замечали, и здесь он был чужой. Даже в секции полового воспитания, где Гречаный задержался у остекленной перегородки, на него не обратили внимания. Юнец лет пятнадцати втолковывал что-то полетке, жестикулируя руками, и она послушно выполняла позы.
«Хоть не голые», — вздохнул Гречаный, хотя прозрачное трико ничего не скрывало, но заниматься прилюдно сексом запрещал закон.
— Чухня, — не удостоил похвалы один охранник учителя. — Индийская школа, ничего интересного.
И здесь его знаний не хватает…
В следующей галерее его заинтересовали молодые люди в тогах, лицом к лицу попарно.
— А это что? — спросил он, остановившись.
— Центр ораторского искусства и дикции, — пояснил охранник. — Правнучка безнадеги Горбачева предложила, а Владимир Андреевич учредил, — хмыкнули оба.
— Кто? — не понял Гречаный.
— Цыглеев, — удивленно повторил охранник. — Владимир Андреевич. А Горбачев — губошлеп такой был в прошлом веке.
— Жена, говорят, его сковородкой по губам била, — охотно подключился другой, — когда он неправильно ударения ставил.
— Ладно, посмотрим, как эти шлепают губами, — произнес Гречаный и подошел к ближайшей паре.
— Чего тебе, дед? — отвлекся один из ораторов с острым длинным носом. — Пахлявку ищешь? Так топай в малый ГУМ, там клевый выбор.
— Какую пахлявку? Я президент, — оскорбился Гречаный.
Оратор с минуту созерцал его беспристрастно, потом сказал партнеру:
— Продолжим.
«Так тебе и надо, — попенял себе Гречаный. — Корми, пои и под ноги не суйся».
— Куда еще хотите? — приблизились охранники.
— Пошли в оранжерею. Там хоть понятно, — сказал президент. — А что такое пахлявка?
Охранники прыснули. Один из них ответил:
— Извините, Семен Артемович, но вы так быстро ботать учитесь. Пахлявка — это когда люди старшего возраста девочек снимают.
— Я им поснимаю! — разозлился президент. — Ну и заведеньице!
В оранжерее их встретила вежливо юная особа в юбочке клеш.
— Прошу вас, Семен Артемович, — сделала она книксен, приподнимая и без того коротенький подол. — Я вас узнала. Вас по телевизору показывали. Вы что-то там изобрели в космосе. Вы Гречанский.