Набат-2
Шрифт:
Рядом сидел скучный паренек в очках, который уныло читал «Комсомольскую правду».
«Курские аномалии», — заглянул в раскрытую газету Судских. Паренек сердито посмотрел на любопытного соседа. Был он постарше Игоря и явно из разряда студиозов-умников.
— Привет, — беспечно улыбнулся Игорь. — Где-то мы уже встречались. На веранде в Кусково?
— На поточной лекции, — снисходительно ответил паренек, как умеют делать это старшекурсники: вроде не обидел, но смачно унизил. — На лекции по атеизму. Так и быть, — оттаял
— Игорь, — пожал протянутую руку Судских.
— Почитаешь вот, — указал он на разгромную статью в газете, — как наши комсомольцы жить спешат, и до того противно, что хоть в монахи уходи.
— Так иди, — разрешил Игорь.
— Нельзя мне, — вздохнул Илья. — Пятая графа. Еврей я.
— Еврей и еврей, — не придал этому значения Судских. — Человек и человек. Доучись. Там видно будет.
— Надоело, не по мне этот факультет. Какой из меня гуманитарий, если я в уме такие комбинации обсчитываю — тебе и не снилось, в теории больших чисел самостоятельно разобрался! Дернул же черт на психа пойти, думал, гам проскочу.
— Хочешь, подскажу вот такой вариант? — показал большой палец Игорь.
— Давай…
— В Плешку переводись!
— На колбасника меня не возьмут. Престижная профессия.
— Зачем тебе в колбасники? Читай, — щелкнул он ногтем по газете: — «…приглашают всех желающих, умеющих производить в уме точные математические и алгебраические вычисления». Новая кафедра открылась — прикладной экономики!
— Вот это правильно! — одобрил голос. — Теперь желающих развенчивать Христа нет.
— Зато появится блестящий экономист, — возразил Судских.
— Пусть появится. Будет на ком Гайдарам и Чубайсам учиться. Я возлюбил этот народ за умение перехитрить даже самих себя.
5 — 26
Судских остолбенел от неожиданности. По коридору Лубянки прямо на него шел он сам, Судских Игорь Петрович, в новеньких подполковничьих погонах. Пуст коридор на этаже Воливача, и он сам, подполковник органов, навстречу.
«Господи, я же непьющий! — протер глаза Судских, а двойник кивнул на ходу и прошел мимо. — Нет, так не пойдет…»
— Игорь Петрович! — окликнул он подполковника. Тот оглянулся, поискал глазами зовущего, не нашел и зашагал дальше. Судских он не заметил.
«Так, приехали… Галлюциноз».
Последнее время он замечал в себе странности. Работы невпроворот в связи с созданием нового Управления стратегических исследований, которое Воливач поручил ему, а его вдруг стали обуревать непонятные видения прямо средь бела дня. То отчетливо представляется, как он бродит по незнакомому древнему городу, то попадает в Москву в начале сороковых и хлещет газировку стаканами, которую сроду не пьет, и как одет? В рясе и клобуке! А то еще Сталина поучал, как воевать…
На первый случай он пошел за советом к умненькому Грише Лаптеву, которому по
— Слушай, Гриша, что это за город? — спросил он и описал картину, виденную им.
— Иерусалим, Игорь Петрович! И вы там не были?
— Никогда, — отрицательно закачал головой Судских.
— А я два года назад в турпоездке побывал. Вы так верно описали нижний и верхний город. Слов нет! — восхитился Лаптев. — В кино видели?
— Какое кино! Из башки, черт бы ее побрал!
— Черта не надо, Игорь Петрович. Это от Бога. Я бы радовался.
— Радоваться будем позже. А сейчас что делать?
— Да психиатру показаться на всякий пожарный случай, — запросто разобрался с проблемой Лаптев.
— Ага, — мрачно согласился Судских, — а мне пришьют метку сумасшедшего — и в отставку? И куда? В стране разброд, работы не найти. В охранники? Так я оружия толком не знаю… Черт, голова идет кругом. Сегодня самого себя видел…
— Чепуха, — не удивился Лаптев. — Раздвоение личности. Давайте я со своим знакомым нейрохирургом посоветуюсь, а там видно будет. Восходящее светило Олег Луцевич. Лады?
— А куда я денусь? — вздохнул Судских.
В конце недели он устроил обещанную встречу, и Судских отправился к профессору Луцевичу.
Восходящее светило оказалось крепким плечистым мужиком с теплыми глазами и улыбчивой физиономией. В таком тепле бабы размякают и тонут голяком. В другом месте Судских принял бы его за тренера качков или бывшего зэмээса, а то и за коллегу по службе в органах, но дело происходило в престижном медицинском учреждении, и стереотипно напрашивался вопрос: «Ну-с, батенька, с чем пожаловали?»
— С головой нелады, — прямо ответил Судских.
— Голова — не жопа, — по-приятельски констатировал Луцевич, отчего Судских повеселел. В кабинете одни, глядишь, мирно головка исправится. — Чай, кофе, коньяк, шампанское?
— Даже так? — поддержал его веселость Судских. — Тогда отправимся в ближайший кабачок, на том лечение и закончим. Возражения есть?
— Никаких, — принял игру Луцевич. — Кофе с коньячком — милейшее дело при нервных перегрузках.
Они перешучивались, но Судских внутренне догадывался, что Луцевич изучает его, за игривостью беседы идет пытливая работа и диагноз выстраивается.
Выпили по чашечке кофе, притерлись друг к другу и, кажется, понравились. Парочка вполне составлялась для похода в кабачок.
— Так что у меня? — желал знать диагноз Судских.
— Ничего, — вплел диагноз прямо в нить разговора Луцевич. — Мне Гришутка объяснил, какие проблемы вас мучают, но отклонений я не нашел. Встрясочка была при вашей работе, Игорь Петрович, — перешел на вежливый тон профессор.
— Давай на ты? — предложил Судских.
— Согласен, — кивнул Луцевич. — Скажи, Игорь, у тебя родинки есть?