Наброски. Автобиографический роман с терапевтическим эффектом
Шрифт:
Но теперь им не до нас. Совсем.
Послушай, те, кто сегодня восхищается «прекрасными свободными 90-ми», понятия не имеют о той эпохе.
Это не была свобода.
Это был хаос, беспредел и волчий закон.
Добыть колбасы, продержаться пару месяцев без зарплаты, придумать, где заработать нам деньги на джинсы – вот главные задачи родителей.
А ведь их никто этому не учил. Их к такому не готовили…
Иногда я спрашиваю: «Мы же виделись рано утром, до школы. Потом поздно
Отвечают, что полностью мне доверяли.
Но, по факту, они выживали в новой реальности без правил.
Там, в принципе, никому нельзя было доверять. Кроме собственных детей.
Да, я думаю, что нам просто очень повезло. Мне и моей семье. Моим подружкам и их семьям. Каким-то чудом наше подростковье не стало страшной сказкой, а превратилось в источник тысячи и одной истории. «А помнишь, как мы?»
Помнишь наш старый двор? С футбольной коробкой по центру.
Помнишь детский садик? И пять веранд по пяти углам.
Днём там гуляли дети.
Вечером тусовались мы. Несколько подружек-одноклассниц и старшая сестра одной из нас.
Сумерки медленно заливали территорию садика. Мы пробирались внутрь сквозь дыру в заборе. Обшарпанная веранда становилась нашей гостиной, клубом, великосветским салоном. Мы рассказывали друг другу небылицы, листали модные журналы, слушали кассетный магнитофон и мечтали.
Однажды в детский садик забрели два парня из соседнего двора.
Мы знали толк в хорошей беседе.
И они остались. Затем к ним присоединились ещё двое.
Ещё. И ещё.
Вскоре у нас сложилась компания, о которой снимают сериалы, типа, «Беверли Хиллс 90210», или «Элен и ребята».
Чем мы занимались? Сложно поверить, но всё было в высшей степени пристойно.
Родители не зря нам доверяли.
Гитара, разговоры, смех, настольные игры, футбол в «коробке»…
И мороженое коробками.
Пломбир, шоколадное, из ближайшего гастронома.
Да, все курили. Да, кто-то мог сказать пару слов на «исконном русском».
Но эти же люди, вот эти вот самые, бежали со всех ног смотреть мультики Диснея, когда мама подружек кричала в окно: «Утиные истории!».
Память не только избирательна. Она изобретательна.
Играя на наших чувствах, память записывает информацию то в виде запахов, то в виде звуков…
Будешь смеяться, но почти каждая любимая песня связана у меня с человеком, местом или событием.
А ещё лучшие моменты часто сохраняются картинками, иногда – коротким метром, клипами, видеороликами.
Например, вот август, темнеет рано, все собрались вокруг большого деревянного стола, одни играют в карты, другие на гитаре. Вдруг,
И сразу тишина. И никто уже не крут, мы просто дети и лучшие друзья.
Мы сидим, молчим и смотрели на звезды.
А в это время распадается на части СССР.
И мы тоже скоро разойдёмся, кто куда.
И наш детский сад перейдёт к серьёзной конторе.
На месте детских площадок построят штук восемь добротных, капитальных кирпичных гаражей.
И на месте спортивной площадки, где наши мальчики играли в футбол, тоже.
И дыру в заборе заделают.
И этот тёплый летний вечер больше не повторится. Никогда.
Но… Благодаря картинке звездного неба я всегда могу вернуться и в свои 14, и в наш детский сад. И там всё будет, как прежде.
***
Я не помню момент, когда в компании появился М.
Но точно помню, что «свита делала короля».
О нём говорили с придыханием. Как о местной легенде.
Независимый. Непредсказуемый. Никто не знал, придёт ли он сегодня.
Но если приходил, его появление действовало на других парней гипнотически.
Он уводил их с собой, как заклинатель змей. Да, они просто вставали и шли за ним. А мы оставались.
Ему было 17 лет. Его фамилия звучала как кличка.
Парни намекали, что у него проблемы в семье.
Он учился в кулинарном техникуме.
У него был выразительный нос и волевой подбородок.
И прядка волос, которая никак не хотела пригладиться, причесаться.
Не имея особого слуха, он пел под гитару низким хриплым голосом.
Цоя, конечно. Кого же ещё.
Красиво курил, прищуривая глаз цвета холодной осенней воды.
Он был… Он был очень бедно одет. Вместо модных джинсов дурацкие штаны с «коленками» и невнятная коричневая куртка.
Сейчас я это понимаю. А ещё я понимаю: его харизма давала такую мощную волну, что всем было наплевать на прикид.
Короче, М. был реально крут.
Точнее нереально крут.
И я никогда, никогда, никогда не думала о нём как о возможном парне.
Мне вообще нравился другой. За глаза мы звали его «Пашка Корчагин».
Скромный герой невидимого фронта. Молчаливый. Застенчивый.
Высокий. Сильный.
Он подходил мне гораздо лучше.
М. был почти одного роста со мной. Чуть выше…
Ему подошла бы хрупкая, миниатюрная брюнетка, французы таких называют “femme de poche” (карманная женщина). Или, наоборот, роскошная блондинка наподобие Аниты Экберг, что купалась у Феллини в фонтане Треви…