Набукко
Шрифт:
– Пошли.
Не хочет ничего рассказать, вот сволочь! Денису стало намного жальче свои шаровары.
Где-то уже на середине пути товарищ инженер поднял брошенный поднос, перевернул и стал отдирать от его нижней поверхности, напоминающей оболочку кокосового ореха, грубые длинные волокна.
– Это вы намекаете, что можно починить мои штаны? А иголка? Честно говоря, я думал, что в благодарность за спасение пожертвуете мне свои шорты.
– Я пытаюсь определить, из чего мы можем сделать веревки для нашего будущего плота.
Денис остановился.
– Так вы мне
– Что я там мог увидеть? Я чуть не утонул, а потом ты меня спасал.
– Мне кажется, вы мне не все говорите.
Дядя Саша отбросил поднос.
– Здесь должны быть деревья с такой корой, с них мы будем драть длинные куски этой… дратвы.
– Мне кажется, вы не все мне говорите.
– Брось, какое еще «не все»?
– Вы что-то там видели.
– Отстань, мне еще бешенства твоего воображения не хватало. Пошли-ка лучше, Дениска, на бережок.
– Зачем это? Сейчас стемнеет.
– Мы успеем добежать, срежем здесь, я тут уже проходил однажды.
– Зачем нам туда?
– Хотя бы помыться.
– Ручей.
– Холодный.
Товарищ инженер стал быстро спускаться вниз по аборигенской тропе.
– Как ты думаешь, они видели мое купание?
– Они нет, все были внизу. И внизу, и далеко. Может, тот, кто сидит там, за выступом, видел, – наводяще понизил голос Денис, прыгая по камням рядом с товарищем инженером.
– Я знаешь что сейчас подумал? Какой толк, если даже разожжем огонь на берегу днем. Кто его увидит, даже если будет проплывать мимо. Надо запалить пару костров ночью. В сто раз сильнее эффект. По ночам ведь суда ходят так же, как и днем. Тем более сейчас было цунами. Поиски не могут не вестись.
– Такое впечатление, дядя Саша, что после того, как вы заглянули за выступ, убраться с острова вам захотелось с новой силой.
Напарник и на этот заход не среагировал. Мысль его шла по своим тропинкам.
– Ручей, давай сполоснем нашу одежку, противно разить этой бражкой.
Раздевшись, дядя Саша полез в воду.
– Вы же говорили, что холодно!
– Это другой ручей, не холодный, и дно глинистое, а глинка нам как мыльце станет.
Денис стоял на берегу с комком своих рваных вонючих шаровар. Скорей всего, старику просто стыдно, ведь несомненное потерпел он фиаско со своим упорством и через свою невероятную, но ненужную цепкость.
– Это будет Глиняный ручей, согласен?
– Если хотите, отдадим его вам в пожизненное владение, дядя Саша.
– Как скажешь.
– И все земли за ручьем.
– Как скажешь.
Денис ждал, что напарник отнесется к предложению с бо льшим юмором.
– А я считал, что вы против частной собственности. Особенно на явления природы.
– А я думал, что у тебя есть чувство юмора.
Ах, все-таки.
– Просто у вас нет чувства моего юмора.
Дядя Саша рассмеялся: стало ли ему вдруг весело, или он хотел всего лишь доказать, что смешлив? Денис чувствовал нарастающую иррациональную неприязнь к старшему своему товарищу, хотелось его чем-то кольнуть. И жалко было шаровары, потраченные хоть и с гуманистической целью, но, судя по всему, зря.
– Если аборигосы
– «Вашу»? Свою волю к моей ты присоединять не собираешься?
Дядя Саша, подрагивая, натягивал клетчатые свои шорты, потом взялся за майку, она плохо ползла по телу, комкалась, как происходящая меж партнерами беседа.
Продолжать в том же духе Денис не захотел, даже скорей побоялся. В его сухом жилистом товарище вдруг стала ощущаться несомненная окончательная твердость – он пойдет на разрыв. Денис ни в малейшей степени не был готов к такому развитию событий. И главное, знать бы, из-за чего. Чем питается плохо скрываемая решимость товарища инженера? Только стыдом корявого приключения в жертвенной яме?
Они двинулись к берегу, не развивая поднятой темы. Миновали четыре или пять разных по размеру хуторков с коровьими загонами. Аборигены спокойно, привычным образом посматривали на них. Некоторые даже кричали дяде Саше: «Дом! Дерево! Ручей!» – показывая на соответствующие предметы.
– Ничего с вашим авторитетом не случилось, – сердито, но по сути пытаясь подольститься, заметил Денис.
Им еще хватило времени, чтобы собрать немного веток и сухих пальмовых листьев для костра. Пяток подростков, увязавшихся за ними, принялся им радостно подражать, и скоро на песке высилось до полудюжины горючих куч.
Товарищ инженер возился с зажигалкой, дул в нее, вразумлял тоненькой веточкой. И тут стала наваливаться темнота.
Подростки рванули в чащу. Муравьишкам надо было добраться в муравейник до захода солнца. Кстати, подумал Денис, а ведь местные жители не любители местной ночи. Ему вдруг стало чуть не по себе. А может, они не зря ее опасаются? Не только слепой первобытный страх гонит их под защиту плетеных стен. Это днем на острове нет ни крупных хищников, ни опасных змей. Не ведут ли здешние гады ядовитые ночной образ жизни?
Зажигалка заработала.
По очереди вспыхнули все шесть костров. Ветра почти не было. Только очень длинные мягкие, как размазанные волны воздуха, но и этого хватало, чтобы ласково оторвать от вершины полыхающего костра несколько особенно воспламенившихся лоскутов пальмового листа и медленно взвинтить их над берегом на десяток метров.
– Бесшумный фейерверк, – сказал Денис.
– Это можно рассмотреть с расстояния в пять миль. И даже больше.
– Вы изменились после пьяного дайвинга.
Напарник не отреагировал, и Денис уже принял это как должное.
Они напряженно смотрели в темноту, надеясь, что оттуда тоже мигнет какой-то огонек. Нет, все звезды оставались неподвижными. И хотя заведомо было известно, что созвездия здесь не так расположены, как на домашнем небе, все равно диковатая картина над головой смутно нервировала.
– Пошли домой, – сказал дядя Саша, когда еще костры не полностью прогорели. В тоне его была куда большая решительность, чем обычно. Развесистый натуралист превратился в озабоченного подполковника.