Начальник милиции. Книга 5
Шрифт:
Глаза заплаканы, чувства растрепаны, по прическе я сразу узнал Зину-журналистку.
— Привет! Заходи. Что случилось?
— Заберите своего дикаря, — девушка вошла и чуть не разрыдалась.
— Что случилось? Какого дикаря?
— Сотрудника своего, — всхлипывала журналистка. — Он… он… он Серёжу съел!
Глава 13
— Кого съел? — переспросил я, а по спине пробежали крепкие сибирские мурашки.
Зная Тулуша, я мог в этом гастрономическом смысле предположить что угодно, надеюсь — это не любимый кот или пёс редакции.
— Это голубь… — всхлипывала Зина. — Он голубя моего съел. Я его прикармливала. А он…
— Ах! Голубь! — с облегчением выдохнул я. — Я уж подумал, что-то серьезное. К вам обязательно ещё прилетят, прикормите заново, делов-то… Назовите нового тоже Сережей. Мало, что ли, голубей у нас в Зарыбинске?
— Вы не понимаете… Я его раненым подобрала. С перебитым крылом. Рыженький такой, красивый. Выходила, вылечила, выкормила и отпустила. Он прилетал к редакции часто, я его семечками и крупой подкармливала. Потом он стал с друзьями прилетать. Я их тоже угощала. Они целой стаей паслись возле редакции. А сегодня пришла на работу, а ваш Тулуш всех сотрудников птичками жаренными угощает. Я думала, что перепелки — тушки маленькие такие, скрюченные. Ну я и попробовала. А потом спросила, что за мясо, он сказал, что голуби. А вот этот, говорит, самый жирный. Он рыжий был. Рыжие, говорит, всегда жирнее, потому что их солнце любит. Представляете?
Голос её взвился на всхлипе.
— М-да…
— У-и-и… — заскулила девушка, закрыв лицо руками и вспоминая жареного Сережу.
— Ну не надо мокрых дел… Хорошо, Зина. Я поговорю с Тулушем, но убрать его не могу. Он своеобразный, но добрый, вы привыкнете.
Почему-то я стал нахваливать Тулуша, хотя нужно было девушку жалеть. Но мне было жутко смешно и пришлось давиться бесшумным хохотом в кулак.
— Пойдем, отвезу на работу, а заодно и проверю, как там мой подчиненный.
— Лучше арестуйте его за убийство! Сережу я ему не прощу! — выставила та тонкую ручку.
— Послушай, Зина… У тебя есть парень?
— Что?
— Ну-у, жених имеется?
У журналистки даже слёзы высохли от удивления.
— Нет, а при чем тут это?
— Тебе бы настоящего Сережу завести — и вмиг птицу забудешь, — подмигнул я.
— Не думала, что в милиции такие бессердечные работают, — она резко отвернулась, но в машине это сделать было особенно-то некуда.
— Да ладно тебе… В милиции нормальные работают, просто ты слишком чувствительная. Как ты еще журналисткой работаешь? У тебя профессиональной бронИ совсем нет.
— Вы думаете, что журналисты не способны сопереживать? Вы думаете, мы — как вы?
— Оставить слезки… — прекратил я ненужный спор. — И вообще, Зина, надо предупреждать, что в городе летают твои личные голуби. Тулуш — сибиряк, а там вся живность в пищу идет.
— Фу! Как это мерзко!
— Почему? Что именно? — спросил я и завел машину. Тронулись.
— Есть бедных зверушек.
— Ну ты же ешь говядину? А ее Зорькой звали. Или свинину, а хрюшку, возможно, Борькой кличут.
— У них есть имена? —
— Конечно… Ты что, никогда не была в деревне?
— Ну так… наездами… — она опустила растерянный взгляд.
— Ясно. Мороженое будешь? Нервные потрясения нужно сладким заедать.
— Буду, — кивнула Зина, и я остановил возле киоска.
Взял себе и ей по эскимо. Ели на ходу. Когда подкатили к редакции, то я увидел интересную картину.
Тулуш сидел на скамейке и держал в руках веревочку. Та тянулась к перевернутому и приподнятому одним краем над землей тазику, который подпирала палка. Под тазиком — крупа, а веревочка привязана к палке. Если дернуть за нее, палка выскочит и таз накроет дичь, то есть — птаху, что прилетит на приманку.
— Что это он делает? — нахмурилась Зина, вылезая из «копейки».
— На муравьев охотится, — с серьезным видом проговорил я.
— На муравьев? — удивилась девушка, хорошо ещё, что она пока не поняла, что ловушка устроена на друзей Сережи. — Он их тоже ест?
— Нет, что ты… Просто обсасывает, у них попки кислые.
— Ну точно дикарь, — выдохнула журналистка и вспорхнула на крыльцо редакции.
А я подошел к Тулушу и сказал:
— Отставить охоту. Твоя задача — наладить оперативные позиции с местным населением, а не конфликтовать с ними, поедая их питомцев.
— Получка не дают, птичка вкусный, — улыбался Тулуш.
— И где ты их умудрился зажарить?
— Там кусты, ветки, — махнул рукой Тулуш на густо заросший палисадник. — Хочешь птичка?
— Нет. Вот тебе двадцать пять рублей до получки, купишь себе нормальной еды, а птиц не трогать. Это приказ. Понял?
— Спасибо, Саныча! А где у вас нормальная еда продается? Куй-куй хочу сделать.
Я даже не стал спрашивать, что за куй-куй, потому что скоро и у меня обед, не хотелось портить себе аппетит. Оставил Тулуша на скамейке, изъяв у него оборудование — тазик и веревку. Положил все в багажник и велел следить в оба.
— Ящерица не проскочит, — заверил он. — Я тут одного подозрительного задержал. Большой мужчинка, рыжий, усатый. Сразу видно, что хитрый и нечестный. Уронил его, связал его же ремнем. А он кричал. Громко ругался. Чукчей обзывался. Нехороший человек. А еще пиджак носит.
Насколько я знаю, Сафрон не рыжий. Но все равно насторожился.
— И где задержанный? — спросил я. — Надеюсь, ты его не съел?
— Мы людей не есть, только уши резать.
— Ты ему ничего не отрезал?
— Нет… — замотал головой Тулуш. — Выскочил редактор. Велел отпустить рыжий человек. Сказал, что знает его, и что он в редакцию по делам шел. Сказал, что это председателя исполкома.
— Чего?! Ты Эрика Робертовича на землю уложил и связал? — ахнул я.
— Да, да, — закивал Тулуш. — Эрика, Эрика. Так его имя. Сказал, что тебе будет звонить, жаловаться. Плохой человек. Надо было уши резать, как мои предки.
Я больше не стал спорить, зато был спокоен — ведь действительно ни одна мышь ушастая не проскочит. Редактор надежно охраняется.
Я вошел внутрь и направился в кабинет главного редактора.
— Александр Александрович! — воскликнул тот, поторопился встать и пожать руку. — Вы за своим сотрудником? Заберете его?