Начальник Тишины
Шрифт:
– Ладно, не попрошайничай. Сейчас, сейчас вынесу тебе еду, потрапезничаешь.
Накормив кота на крыльце, отец Серафим вернулся в избушку, куда за ним увязался и Абрикос. Иеромонах заварил себе черного, как деготь, чая, налив кипяток из электрического самовара. Потом сел за письменный стол. Над столом в красном углу величественно возвышалась икона "Спас Благое Молчание". На ней был изображен Господь Иисус Христос - Отрок в блистающих золотым светом одеждах. Лик Его дышал свежестью юности.
Отец Серафим долго смотрел на икону, и, наконец, прошептал:
– Спас Благое Молчание. Начальник тишины. Похоже...
На письменном столе лежала истрепанная
– окончено 5 июля 1975 г.".
Отец Серафим бережно погладил тетрадь и открыл ее...
Рукопись дорого ему досталась. Он из-за нее чуть жизни не лишился.
Прошлым летом, несмотря на свой далеко не юношеский возраст, иеромонах отправился в Абхазские горы к пустынножителям. В советское время их там много подвизалось, но с началом перестройки по разным причинам стало значительно меньше. Однако, были... Много удивительного приходилось слышать отцу Серафиму про кавказских пустынножителей, про этих христианских героев духа. Про то, как их арестовывала милиция и убивали охотники, как военные преследовали их на вертолетах, про их молитвенное делание и чудотворения, про святость жизни. Вот и решил отец Серафим посетить благословенную Абхазскую пустыню. Добравшись с разными приключениями до затерянного в горах поселка, он нашел жившего там старенького монаха, в прошлом подвизавшегося в горах. Монах охотно согласился быть проводником.
Летом в горах, как в райском саду. Птахи сладко щебечут. Растительность поражает многоцветием палитры. Воздух, кажется, можно пить, как прозрачную родниковую воду. Среди этого благолепия отец Серафим почти не замечал трудностей пути, а ведь приходилось пересекать стремительные студеные горные речки и часами идти по острым камням... Отец Серафим взмок от пота, но усталость его была какой-то хорошей, радостной. Паломники посетили нескольких пустынножителей, духовно утешились их беседами и ласковым обхождением.
И вот через несколько дней пути отец Серафим, углубясь на привале в чащобу, случайно обнаружил загадочную келью. Правда, тогда он еще не знал, что она загадочная. Но вскоре это сделалось очевидным. Монах-проводник, добрую половину жизни подвизавшийся в этих местах, понятия не имел о существовании кельи. Впоследствии выяснилось, что вообще никто из окрестных пустынножителей ничего про эту келью и ее хозяина не знал.
Справа от кельи отец Серафим чудом углядел небольшой холмик, сплошь заросший терновым кустарником. По полусгнившей дощечке с надписью удалось определить, что это - могила хозяина кельи. Эпитафия гласила довольно странно: "Иерей Божий, когда ты найдешь мою убогую могилу и когда будешь читать мою рукопись, помяни за упокой меня, грешника, имя мое Бог знает. Я не имел права жить с людьми". Ниже был нарисован восьмиконечный крест и стояла дата кончины: "5 июля 1975 г.".
Келья от времени совсем развалилась. Дверь покосилась и почти выпала. Крохотные оконца были завешены полуистлевшими тряпками. В одном месте ржавый лист кровельного железа провалился, и через образовавшееся отверстие келью периодически заливало дождем, а зимой засыпало снегом. Однако, как ни странно, вторая половина кельи, где стоял самодельный столик из ствола дерева, была в порядке. В этой части кельи на стене висела почерневшая от времени икона Пресвятой Богородицы Иверской,
Но мысль о том, что отшельник был простецом, скоро пришлось оставить. Между стеной и столиком отец Серафим обнаружил грубо сбитый ящик, в котором находилась рукопись не менее загадочная, чем ее автор.
Удивило уже само название рукописи - "Начальник тишины". Далее выглядело странным, что дата окончания рукописи и дата кончины отшельника совпадали. Необычным было и содержание рукописи, что стало ясно при беглом знакомстве с ней. Это был келейный дневник, начинавшийся весьма своеобразным рассказом от первого лица. "Неужели рассказчик и сделался впоследствии таинственным отшельником?", - гадал отец Серафим.
Были и еще два вопроса, связанные со всей этой историей. Первый вопрос: кто написал эпитафию на могиле? Если отшельник сам ее заранее написал, то получалось, что он предугадал дату собственной кончины. И второй вопрос: кто похоронил пустынножителя? Не мог же он лечь в могилу и закопаться. Но, если с ним был кто-то еще, то про келью и подвижника знали бы прочие обитатели Абхазской пустыни. Полная неизвестность этой кельи и ее хозяина могла быть соблюдена только при условии, что отшельник ни с кем не поддерживал отношений и про его приход на пустынножительство никто ничего не знал. А такое было практически невозможно.
Отец Серафим так был тронут девственной сокрытостью найденного им отшелия, что решил провести ночь на том месте и помолиться "о упокоении зде подвизавшегося раба Божия, его же имя Сам веси, Господи". Монах-проводник ушел к жившему неподалеку пустыннику, и отец Серафим остался один.
На горные хребты опустилась слепая южная ночь, иеромонах зажег принесенную с собой свечу и хотел было встать на молитву... Но тут началось! Раньше отец Серафим думал, что про такое только в житиях да патериках пишут, а выяснилось, что и в его собственной жизни подобное возможно. Сначала по полу кельи стал прогуливаться здоровенный еж, оказавшийся вовсе не ежом, а самым обычным бесом. Это выявилось после того, как отец Серафим от неожиданности его перекрестил. Еж метнулся в сторону, на мгновение исчез, но сразу же опять появился, на этот раз уже в виде полосатого кабана. У отца Серафима вспотели ладони. Он отшатнулся к стене и, с силой разрубая воздух, вновь сотворил крестное знамение. Кабан исчез. Но тут в окошко просунулась чья-то окровавленная рука. Отец Серафим яростно атаковал ее крестным знамением. Рука исчезла... В этом же роде продолжалось до утра. Когда все закончилось, отец Серафим упал на земляной пол перед иконой и стал со слезами благодарить Господа, что по молитвам жившего здесь безымянного подвижника, был спасен от лютой смерти в эту ночь. "Как же он-то, родненький, терпел?", - ужасался отец Серафим.
Успокоившись, иеромонах поднялся с пола, отер слезы и по памяти пропел панихиду о упокоении отшельника...
...Сидя в своей приходской избушке, где уютно потрескивали дрова в печи, в стакане с витым подстаканником дымился ароматный чай, а у ног, свернувшись клубком, мирно посапывал Абрикос, отец Серафим вспоминал прошлогодние приключения в Абхазии, как удивительный сон и не более. Но то был не сон. Словно знак из другого мира, посреди уютного келейного благобыта лежала на письменном столе ветхая рукопись "Начальник тишины".