Начало одной жизни
Шрифт:
После чтения Володя повертел, повертел письмо, передал его на исследование Петьке. Может быть, нам начальник какое-нибудь поддельное подсунул. Петька закрывал то один глаз, то другой, но, не обнаружив никаких подделок, возвратил начальнику.
– Ну, что вы скажете?
– спросил начальник.
– А что мы скажем, - ответил Володя, - письмо как письмо.
– Нет, я говорю насчет колонии. Там будете обуты, одеты, сыты и еще вас будут учить, а? Я думаю, вам понравится. Как, Сафронов, хорошая
– О! Замечательная.
И Сафронов так расписал колонию, будто там было райское житье.
– Вот представьте, - говорил он, - в колонии тихо. Вдруг, все равно как на военной службе, на линейку выбегает горнист и дудит: "Вставайте, вставайте, стряхивайте лень умыванием, зарядкой, встречайте новый день". Когда физзарядка заканчивается, горнист снова берет свою трубу и дудит уже по-другому: "Бери ложку, бери бак, а не хочешь, иди так". Это он созывает всех на завтрак, а с завтрака колонисты расходятся по классам. Школа там светлая, хорошая. Век бы я там сидел и учился. А какие там игры устраивают!..
– А вот, которые, допустим, совсем ни бельмеса в грамоте, тех тоже учат?
– спросил Петька.
– А как же, всех, всех там учат и каких еще из них грамотеев делают!
– Не знаю, кто как, - сказал Петька, - а я вообще не против посмотреть на эту колонию, может, и правда там ничего.
Мы с Люсей также согласились.
Володя думал, думал и тоже махнул рукой:
– Ладно. В случае чего можно повернуть обратно.
На следующее утро милиционер Сафронов посадил нас в поезд. Вагон, куда мы еле влезли, был переполнен.
– Рабочий люд едет на стройки, - объяснял нам Сафронов, видите, даже со своим инструментом, - показал он на кирки и лопаты.
– А те вон, что сидят в соседнем купе, - студенты, едут после учебы отдыхать домой" Эх, до чего же эти студенты веселый народ! Вон ведь как задорно смеются. Вечно я завидую им.
Сафронов оказался очень словоохотливым. Едва мы с ним успели познакомиться, он уже рассказал нам, как служил в конной армии Буденного, потом работал на заводе, как пришел служить в милицию.
Выслушав его, мы тоже, перебивая друг друга, стали рассказывать о своих странствиях, а когда кончили рассказывать, Сафронов покачал головой и сказал:
– Да, ребятки, неудачно у вас началась жизнь. Ну, ничего, все поправится. Поживете в колонии, поучитесь и какими еще станете людьми! Завидовать будут вам.
Мы замолчали. Воспоминания словно придавили всех. Только я все время ерзал на сидении и, по привычке, опасливо посматривал по сторонам. Мне казалось, сейчас подойдет кто-нибудь, схватит за шиворот и скажет: "Мальчик, билет. Ах, нет? Выкатывайся отсюда!"
Володя смотрел, смотрел на меня и не выдержал:
– Ты
И снова все замолкли. Молчание нарушил Сафронов. Он посмотрел на часы и сказал:
– Эх, ребята, время уже клонит к обеду. Нам что-то надо поесть. Подождите, - спохватился он, - кажется, мне жена давала деньги на мясо, - и стал рыться в своих карманах.
– Куда же они девались? Неужели потерял?
Петька отвел в сторону глаза и певуче сказал:
– Товарищ Сафронов, ваши деньги у меня, возьмите, а то у меня карманы худые, могу потерять их.
Сафронов, сделав вид, что ничего особенного не произошло, весело проговорил:
– Ну что ж, если сумел их сохранить, то теперь на эти деньги должен нас накормить.
На одной из остановок Петька принес буханку хлеба, соленых огурцов, и мы все это съели с таким аппетитом, что остальные пассажиры тоже стали вытаскивать съестные припасы.
Когда со столика исчез последний огурец, Сафронов вытер руки и сказал:
– Ну вот, теперь другое дело, можно послушать и какую-нибудь музыку. Ты бы что-нибудь нам спела, Люся.
– А что вам спеть?
– спросила Люся.
– "Во поле березонька стояла" или "Налей, налей бокалы полней"?
– Нет, - сказал Сафронов.
– Ты нам спой про конницу Буденного. Люблю эту песню.
И Люся тоненьким голосом запела:
С неба полуденного жара не подступи...
А Сафронов набрал в себя воздуху и забасил:
Конница Буденного рассыпалась в степи,
За ними запели и мы, за нами подхватили пассажиры, и вскоре эта песня стала греметь на весь вагон, словно ее пела целая рота солдат.
В детприемник приехали вечером. Познакомив с дежурным, Сафронов пожал нам руки.
– Ну, вот вы и дома. Учитесь, чтобы лет через десять я встретил вас инженерами. Учтите: не ниже чем инженерами!
– А вы за это время не умрете?
– полюбопытствовал Петька.
– Сейчас нам некогда умирать, - ответил Сафронов, - кругом такие дела разворачиваются, только жить да жить.
Люся посмотрела на Сафронова и, вздохнув, сказала:
– А вы все-таки хороший, товарищ Сафронов.
– Ну уж!
– смущенно пробормотал Сафронов.
Он ушел, а мы еще стояли и смотрели ему вслед. Потом Люся мечтательно проговорила:
– Вот были бы все такие хорошие люди, как Сафронов, и мы стали бы жить хорошо! А может, и все такие, только мы сами бегали от них?
– Есть и плохие, - сказал Петька.
– Есть, конечно, - согласилась Люся.
В СОКОЛИНСКОЙ КОЛОНИИ И В РОДНЫХ МЕСТАХ
R НОВОЙ ЖИЗНИ
Итак, мы в детприемнике.
– Интересное заведение, - замечает Петька.
– Все вещи на ходу.
– Как это?
– спрашиваю я.