Начало одной жизни
Шрифт:
– А вот так: стоит, допустим, к этой шторке приложить небольшое усилие, и она сама побежит на базар.
Разговор происходит в красивом, увешанном разными картинами вестибюле. Здесь же прохаживаются еще два десятка таких же, как и мы, "вольноопределяющихся". Они так же, как и Петька, с большим интересом рассматривают шторы, стулья, этажерки. Некоторые из них даже прикидывают, сколько за ту или иную вещь могут дать на базаре.
Но вот в вестибюле появляется худенькая женщина в белом халате и объявляет:
–
Мы заходим в просторную комнату, оклеенную голубыми обоями. Посредине комнаты - стол, за которым сидит похожий на сельского писаря человек в очках. Волосы у него белые, подстрижены ежиком, под носом тоже маленький ежик.
– Подходи следующий, - то и дело говорит писарь и, посмотрев поверх очков на подошедшего, спрашивает фамилию, имя, отчество...
"Вольноопределяющиеся" стараются ему отвечать по-солдатски, залпом.
– Купцов Михаил Спиридонович, сын собственных родителей, образца тысяча девятьсот...
– Довольно, - останавливает его старик.
– Дальше мне все ясно. Следующий.
– Бунька.
– Что - Бунька? Это твоя фамилия?
– Как - фамилия? Так зовут меня пацаны.
– Я спрашиваю фамилию.
– Ах, фамилию! Так бы сразу и сказали. Подождите, я сейчас припомню.
– Хорошо, подойдешь после. Следующий!
К столу подходят два мальчугана, им лет по десяти.
– Я просил подходить по одному, - сердится старик.
– А у нас у обоих одна фамилия, - отвечают мальчики.
– Как - одна?
– Одна: Шпилька.
– Это же прозвище, а не фамилия.
– А другой мы не знаем.
Писарь озадаченно смотрит на них.
– Родителей помните?
– спрашивает он.
– У нас их не было, мы с малолетнего приюта.
– А после приюта что делали?
– Лазали по форточкам.
– А имена свои знаете?
– Знаем, - отвечает один из мальчуганов.
– Меня звать Мишкой, а его - Гришкой.
– Ну хорошо, тогда твоя фамилия будет Пионерский, а его Октябрьский. Запомнили?
– Запомнили.
– Идите на место.
Наконец очередь доходит до меня. Я рассказал о своих родителях, о Строганове и о том, как я остался один.
Когда я возвратился на место, ко мне подсело несколько ребят. Один назвал себя капитаном Кошачий Глаз, а другой бараном Дри-чи-чи. Имен остальных я не запомнил.
– Эх, чудак!
– заговорили они в один голос.
– В цирке работал, а в детскую колонию идешь! Бежим отсюда. Мы тебе наберем целую стаю собак, если хочешь, даже можем из зверинца тяпнуть медведя.
– Не веришь, - сказал капитан Кошачий Глаз, - могу поклясться своими фиксами.
Хотя эти капитаны были такие же ободранные, как и я, но во рту носили коронки - фиксы, которые служили знаком отличия. Ребята побаивались их и держались с ними осторожно.
После регистрации
В детприемнике мы пробыли больше недели. Однажды нас выстроили в вестибюле. Перед строем поставили стол, и воспитатель объявил, что сейчас с нами будет говорить представитель из Комиссии по делам несовершеннолетних. И правда, со второго этажа спустился толстый, как пивной бочонок, человек в военной гимнастерке, бухнул свой портфель на стол и прокричал:
– Товарищи, все наше стремление идет к тому, чтобы направить вас к новой жизни, и вы сейчас пойдете в новую жизнь. Новая жизнь...
– И он пошел склонять эти два слова по всем падежам.
Беспризорники, народ очень нетерпеливый, стояли, стояли, а потом закричали:
– Нельзя ли как-нибудь покороче!..
– Товарищи, регламент мне никто не устанавливал, - сказал представитель, - но я постараюсь покороче.
И поехал дальше. Мы, собственно, никогда не интересовались и не задумывались, что такое новая или старая жизнь, не заглядывали назад и не смотрели вперед. Мы знали вообще жизнь и очень любили ее. Поэтому сколько лекций ни читали нам в детприемнике, они отлетали от наших голов, как от стенки горох. Наконец представитель в последний раз крикнул:
– Товарищи, смело идите в новую жизнь!
Из красного уголка вышел тощий, с кошачьими усами милиционер и повел нас в новую жизнь.
ВОТ МЫ И ПРИБЫЛИ
– Вот мы и прибыли, - сказал милиционер, - входите.
Петька Смерч поднимает вверх голову, вторит ему:
– Вот и прибыли, только куда?
– Входите, входите, - говорит милиционер, - не робейте!
Перед нами высокая монастырская стена. Ворота проходят под мрачной серой башней, они темные, похожие на зев громадного зверя. Кажется, как только подойдем поближе, втянет всю нашу компанию - и поминай как звали.
– Робеть, конечно, нечего!
– говорит барон Дри-чи-чи, проходя первым в ворота. Мы двинулись за ним.
Идем по тенистой, посыпанной песочком аллее.
– Скажите, пожалуйста, здесь у них как в приличном парке!
– говорит кто-то из ребят.
– Ой, а цветы, цветы какие тут!
– восклицает Люся. Действительно, как в хорошем парке.
– Да, - говорит Володя, - здесь вроде не совсем плохо. Но посмотрим, как встретят нас.
Милиционер подводит нас к двухэтажному зданию, приказывает подняться по лестнице. В дверях нам загораживает дорогу лет двенадцати мальчик в синей блузе.