Начало пути

Селютин Алексей Викторович

— Будем охотиться! Будем искать корешки, — пробурчал Каталам.

— Это ранней весной-то? — удивился я. — Какие корешки? Приди в себя, Каталам!

— Тогда будем резать лошадей!

— Лошадей? Да ты совсем…

Раздался цокот копыт. Где-то заржали те самые лошади. Солдаты на страже встрепенулись, а мы с Каталамом вынуждены были прервать интересный разговор. В наспех сооружённый лагерь ворвались два конника — Иберик и Авлед, — которые с самого утра держались в арьергардном дозоре. Они спешились, передали поводья Умтару и торопливо подошли к нам.

— Аниран! Отец! — Иберик, казалось, запыхался не меньше своей лошадки. — Мы видели людей, идущих по нашему следу!

— Опять!? — воскликнул я.

— Спокойней, сын, — Каталам поднял

руку. — Говори по порядку.

— Люди. По нашему следу идут люди. Держатся на приличном расстоянии, но следы внимательно изучают. Мы видели их.

— Храмовники?

— Нет, отец. Это те, кого мы повстречали ранее. Почти пять десятков человек во главе с двумя всадниками и тремя подводами позади. Те молчаливые, которых отогнал аниран.

Каталам бросил на меня быстрый взгляд.

— Они вас видели? — спросил он Иберика.

— Нет, не видели. Но мы видели, как они изучают конный след. Они точно идут за нами.

— Где они сейчас?

— Разбили лагерь в лиге-двух отсюда. Мы видели, как зажигают костры.

— Значит, ночью нападать не собираются, — сделал вывод сотник. — Спасибо, сын. Передай Умтару, что сегодня в ночном дозоре станем мы с анираном. Остальные пусть спокойно спят.

— Спокойно спят? — удивился Авлед. — Враг же идёт по пятам!

— Это не враг, Авлед, — успокоил его Каталам. — По крайней мере, пока с нами аниран. Ступай отдыхать. Оставьте нас.

Молодые парни ушли, решив не оспаривать приказ старшего. Каталам опять присел у костра и пригласил меня присоединиться.

— Это «эсты», верно? — спросил я. — Те самые?

— Верно.

— И угрозу они нам не несут?

— Нет, не несут, — спокойно ответил Каталам. Затем зачерпнул глиняной кружкой горячего отвара из котла и протянул мне. — Выпей, Иван. Это помешает заснуть. Сегодня мы с тобой будем хранить солдатский сон. А если «эсты» всё же нагрянут, ты должен быть готов вновь показать, кто ты есть.

Я взял из его рук кружку, отпил и поморщился; горький отвар из каких-то трав, да ещё без сахара был отвратителен на вкус.

— Ты сказал, что они не нападут, пока я с вами. Нам надо их опасаться?

Каталам усмехнулся.

— Нам надо. Тебе — нет. Историю о лже-пророке ещё не забыл? Они истово верили в его предназначение, поклонялись ему. Он должен был занять место рядом с тобой — рядом с анираном. Но их пророк — всего лишь слуга анирана. Для них, как и для всех, ты — «посланник небес»! Тот, кто, возможно, спасёт наш мир. Они никогда не станут угрожать мечом анирану. Его гнев не менее страшен, чем гнев Фласэза. Другое дело мы…

Я опять хлебнул отвара и задумался. Ожидать ночной подлянки от каких-то там сектантов мне совершенно не хотелось. Пусть даже Каталам считает, что я для них неприкасаемый.

— Может, мне стоит отправиться к ним? Стать парламентёром.

Каталам нахмурился.

— Парламентёром, — повторил я. Но он опять не понял. — Имею в виду, попробовать с ними провести переговоры. Зачем постоянно оглядываться, если можно обо всём договориться?

— С теми, кто не сказал ни единого слова при виде анирана? Кто если и удивился, то молча? — Каталам неопределённо хмыкнул, поднялся и похлопал меня по плечу. — Обойду лагерь, поговорю с солдатами… И ещё, Иван. Мы помогли тебе выбраться из города, прошли долгий путь. Но сейчас наши жизни в твоих руках. Храни их.

Я смотрел ему в след и думал над его словами. В них действительно был смысл. Те, кто склоняются перед анираном, вряд ли найдут общий язык с теми, кто воплощает собой то, что они ненавидят. Возможно, эти «эсты» могли бы договориться со мной. Но они никогда не договорятся с Каталамом. Значит, сейчас я стою меж двух огней. И соотношение сил не в пользу тех, кто меня сопровождает. Поэтому, чтобы огонь не запылал, надо быть начеку. Не забывать, что аниран ответственен за тех, кого он приручил. Он должен беречь их жизни.

Каталам подозвал к себе сыновей. Что-то строго говорил, указывал рукой на дорогу, скрывающуюся в темноте, указывал на карету, с

крыши которой снимали тюки с вещами. В пути я больше контактировал с Каталамом, но иногда общался с его сыновьями. Ребята действительно оказались неплохими. Иберик моложе на три зимы, чем Вилибальд, ростом ниже почти на голову. Возможно, он казался ниже потому, что регулярно сбривал волосы, опасаясь, как он говорил, кровососущих лесных насекомых, которые путаются в этих волосах. Но при небольшом росте и молодости он мастерски владел мечом. Не просто размахивал мечом, прикрываясь щитом в другой руке. Он мог спокойно фехтовать, используя обе руки. Он, как я понял, был амбидекстр и, в процессе тренировочных боёв, за которыми я имел возможность наблюдать на привалах, свободно перехватывал руками оружие. То фехтовал правой и держал щит левой. То наоборот. Или же сражался сразу с двумя мечами, легко пробивая чужую защиту. Обладая таким талантом, он легко побеждал самых умелых воинов, которые согласились пойти за Каталамом. Я лишь один раз сошёлся с Ибериком в спарринге, насмотревшись, как легко даётся ему фехтование. И был разбит без всяких послаблений к статусу анирана. Поэтому, наверное, Иберик всегда старался за мной присматривать. Старался держаться рядом; на лошади следовал слева от кареты, открывал двери перед остановкой на привал. Даже стал между мной и «эстами», когда мы едва не напоролись на засаду. Как самый лучший боец, он был тем, кто мог меня защитить.

Вилибальд же, в основном, сидел на «козлах». Всегда рядом с ним был его верный друг — здоровый неуклюжий арбалет. Для меня арбалет не являлся чем-то непостижимым. В моём столь далёком мире я, бывало, на стрельбище выезжал. Это было нечто из разряда, что ты никогда не делал, но хотел попробовать. Тогда я был молод и относительно богат, а потому придерживался философии, что в жизни надо попробовать всё. Чтобы не было мучительно больно за то, что не попробовал. Так что я не только стрелял из огнестрельного оружия, но и допотопного, как говорится. Вилибальд удивился, когда я попросил дать мне сделать пару выстрелов. Но мне не понравилось; когда пришло время перезаряжать, я вспомнил поговорку про саночки, которые надо любить возить, если любишь кататься. Слишком долгая перезарядка, а следовательно низкая скорострельность, не впечатлили. Я больше отдавал предпочтение луку, что и заявил Вилибальду. В ответ он прочёл мне лекцию о пробивной силе арбалетного болта и более точном выстреле.

Старший сын Каталама действительно оказался очень неглупым парнем. Я это понял не только по тому, что Каталам назначил его руководить вторым десятком, но и по тому, как он выражал свои мысли. Он умел писать, читать, считать. Рассказывал о своей службе на страже принца Тревина, о ежевечерних занятиях с магистрами, о познаниях в теории государственного управления. Даже с заметной горечью в голосе рассказал о планах пройти обучение в столичном университете, чтобы самому стать магистром.

Сие заявление меня сильно удивило. Хоть я замечал ранее, что местные солдаты не похожи на неотёсанное быдло, меня удивило, что кто-то из них понимает значение слова «университет». На мою просьбу объясниться, Вилибальд ответил интересной историей. Сказал, что строительство Первого Университета — как его назвали — завершили всего четыре зимы назад. Вопреки воле первосвященника — святого отца Эоанита, — коллегия магистров приняла решение о повышении доступности знаний. Чтобы побороть невежество, говорил Вилибальд, словно повторял чужую цитату, жители Астризии должны наполнять себя знаниями, потому что знания эти, возможно, спасут их в будущем. Принц Тревин много рассказывал ему о Университете и пообещал составить доверительное письмо, если Вилибальд решит оставить службу. Но всё поменялось, когда заботу о жизни принца взяли на себя храмовники. Вилибальда выставили за дверь, просто поставив перед фактом. А вскоре за ним пришёл взволнованный отец со словами: «Возрадуйся, сын! В мир пришёл аниран!». И всё остальное стало не важно. Теперь для него нет миссии важнее, чем доставить анирана в столицу.