Начало
Шрифт:
— Что мы с тобой знаем? Может – не может. Калики вон, тоже как сквозь землю провалились. А нам с тобой про них никто ни слова ни полслова, — продолжил близнец запугивать и меня, и себя.
— Давай к другой толпе подойдём, поищем там кого поумнее и расспросим. А то друг дружку стращаем, а я и без того рёбрами покалеченный, — предложил я напарнику.
Мы с ним уже подходили к толпе, стоявшей у боксов, когда услышали истеричный душераздирающий крик.
— Вернулися! Вернулися бесы за душою! — закричала не своим голосом неведомая бабулька,
Мы с третьим остановились, и я не сразу увидел, что все вокруг стали шептаться и кивать в нашу сторону.
— Обождём, пока успокоятся, — сдержанно скомандовал я.
— Ты ч-что, н-не п-понимаешь, что они про н-нас с тобой толкуют? — заикаясь, спросил бывший весельчак.
— Ага, теперь нас два беса-балбеса.
Мы стояли, будто завороженные, а народ вокруг всё шушукался и косился на нас. Кто-то начал в голос читать молитву, кто-то принялся нервно креститься, но, всё равно, в центре внимания всех и каждого были мы двое.
— Бежим! — заверещал третий.
Я мигом развернулся от зыркавшей на нас толпы и сразу же уткнулся носом в другую, ничуть не лучшую, а такую же озабоченную нашим присутствием ораву, прибывшую на старушечьи вопли от центрального входа.
Пока соображал, что к чему, нас обоих схватили крепкие костлявые пальцы легковерных и стали удерживать, чтобы не вырвались и не удрали.
— Дяденьки, отпустите Христа ради! — взвизгнул третий ещё пронзительнее, припомнив уроки деда Павла.
— Разберёмся! — проорал кто-то позади меня. — Водой святой их! А если не поможет, в церковь сведём. Пусть священники с ними разбираются.
— А может, не бесы они? — возразил женский голос. — Может, это Бог вчера забрал одного ребёнка, а сегодня двоих вернул? Может, чудо это?
— Разберёмся! — прокричал тот же голос, который во всём хотел разобраться.
— Водой святой их обрызгать для проверки! — проревело из толпы несколько голосов.
Я стоял, ни жив ни мёртв, накрепко удерживаемый хоккеистами, и лихорадочно соображал, что же делать, пока не вспомнил дедов инструктаж о милиции.
— Лучше нас в милицию сдайте, — наконец, выдавил из себя.
— Ага! Церкви боятся! — заревела толпа, и нас ещё крепче схватили за руки и за плечи.
— Братья мы, — взмолился Александр-третий. — Близнецы. Трое нас у мамки. И нас в милицию надо свести, а оттуда мы по домам.
После такого совета нас мигом подняли над землёй и с причитаниями потащили к больничному выходу, а я, глядя в небо, осознал, что теперь нам милиции точно не видать, и нервно захихикал.
— Мне про двойной возврат больше понравилось. Мы же чудо, граждане. Чудо нерукотворное! — заголосил я, что было мочи. — Нас мамке вместо одного в два раза больше вернули…
— Разберёмся, — заявила толпа и потащила нас дальше, задрав над разгорячёнными головами.
—
Но всё бесполезно. Народ уже шествовал чуть ли не стеной. Кто-то гнусавил невнятную песню, кто-то громко читал «Отче наш, иже еси…», а им вторили: «Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы!» Люди со всех сторон шумели, волновались и причитали, а я почему-то перестал себя контролировать и истерично хохотал, и хохот мой совсем не помогал нам выпутаться из передряги.
— Граждане и гражданки! Потребуем у капиталистов, чтобы в каждом доме у нас было по хоккеистке! Или, хотя бы, по хоккеисту, — орал я и дёргался от щекотавших со всех сторон рук. — Тогда мы все станем ядрёными! И объедимся колбасками варёными. Ха-ха-ха!..
— Эк, его корчит, а мы ещё водичкой не брызнули. Бес он и есть бес! — выкрикивали с разных сторон.
— Сделай хоть что-нибудь, — донёсся до меня перепуганный голос товарища по несчастью.
«Что я могу?» — спросил я у себя, и вдруг, почувствовал, что вешу легче обычного, а кулаки хоккеистов, до того упиравшиеся в бока, стали меньше толкаться и ударяться.
— Вырываются! — заревело со всех сторон с новой силой. — Держите бесов! Держите!
«Нас кто-то поднимает?» — заподозрил я неладное, и сердце заколотилось ещё сильнее.
Меня потащило вверх, и скоро последний повисший на одёжке мужичок, разжал пальцы, выпуская беса из рук. Осмотревшись вокруг, я увидел, что третий тоже медленно, но верно взмывал вверх неподалёку.
Толпа заметалась и заревела раненым зверем. Отдельные голоса разобрать было почти невозможно, а прислушиваться к ним я не решался или, скорее, боялся.
«Натворили мы дел в одиннадцатом мире», — только успел подумать, как сразу же услышал истеричный вопль Александра-третьего.
— Это ты сделал?! Ты? Или нас сейчас тоже об асфальт? — прокричал он, вытаращив глаза так, что я ещё больше ошалел и от его вопроса, а особенно от взгляда.
— Не знаю, — признался я. — Я никого не просил.
— Что же с нами будет? — взвизгнул Александр и замахал руками, как недоросль-цыплёнок, пытаясь хоть как-то ко мне приблизиться, и я сразу вспомнил, как запускал в небо цыплят, и чем эти запуски кончились.
А нас поднимало всё выше и выше. Ветер уже не просто расчёсывал волосы, а посвистывал в уши. Толпа внизу редела и расползалась в разные стороны, а потом, опомнившись, сбилась в единое целое и поползла обратно к больнице.
Нас уже подняло так высоко, что сначала между нами и больницей появилась бледная дымка, а потом и полноценное мутно-белое облако. Мы сразу же затряслись от пронизывавшего холода, а больше от охватившего ужаса.
До облаков я ни разу не поднимался ни в своих путешествиях, ни в фантазиях, не считая запусков в космос. Но тогда было ясно, кто и за что меня закинул, а в небе над больницей было ничего не известно, и от этой неизвестности становилось ещё страшнее.