Начинаем жить
Шрифт:
— Пойдем, хозяюшка, на огород, — обратилась Милочка к Иринке. — Может, огурчик найдем, съедим прямо с грядки.
— Нет у нас в этом году огорода, — вздохнула Наталья Петровна. — Мы же с Пашей посевную в доме отдыха провели, ни тебе огурцов, ни помидоров. Салат только, укроп.
— Значит, смородину будем с куста добирать, еще вкуснее! — сообразила Милочка, собираясь заесть горькие мысли душистой ягодой.
— Я тебе лучше покажу Васин домик, — важно сказала Иринка и повела Милочку в угол сада к беседке. Там рядом с песочницей, которую соорудил ей деда
— Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк! — запела Милочка.
— Где ты бродишь, глупый волк? — радостно подхватила Иринка, радуясь за Васю.
— А вот он я! И сейчас вас съем! — послышался страшный скрипучий голос из-за кустов.
Обе девочки от неожиданности взвизгнули и тут же принялись хохотать, увидев деда Пашу на четвереньках.
— Ага! Испугались? Ну то-то! — сказал он, поднимаясь и крепко обнимая падчерицу. — А твой где? — деловито осведомился он. — С тещей любезничает?
— Я его с собой не взяла, — сказала Милочка.
— Плохо себя ведет?
— Так себе.
— Расскажешь?
— Расскажу. Только попозже.
— А матери?
— Подумаю.
— Лучше сказать. Она у нас, сама знаешь, за семь верст все чувствует. И меня ты тоже знаешь, если надо, я и в нос могу!
Милочка улыбнулась, но невесело.
— Как выяснилось, я тоже могу в нос, дядя Паша, — призналась она.
— Значит, было за что, — заключил отчим.
— Потом обсудим, — вздохнула Милочка.
Иринка занялась устройством сада в песочнице, а взрослые пошли по дорожке к веранде, на ступеньках которой сидела Наталья Петровна и разбирала грибы.
Милочке стало полегче после разговора с отчимом. Тылы у нее были крепкие, в обиду ее не дадут. И мама, и отчим за нее горой. Но мать огорчать не хотелось. Только что к свадьбе готовились, а теперь… Дочку-то она утешит, а сама расстроится. Так что Милочка не торопилась. Она ждала, чем ответит Дима на ее неожиданный ход. От этого многое в дальнейшем зависело.
Она чмокнула мать, сидящую на ступеньках, и прошла в дом. На прогретой солнцем веранде стоял огромный букет ромашек и темно-лилового клевера. Милочка залюбовалась — жизненной мощью и радостью веяло от цветов. «Господи! Как жить-то хорошо!» — подумала она.
У нее в комнатке все так и стояло, как сто лет назад: тахта, столик, полка с книгами, вешалка для одежды за дверью. Занавески опущены, темно, прохладно. Пахло сухими травами и детством. Вон они висят, пучки мяты и зверобоя, что мама сушить развесила. А Иришку, видно, старики у себя на диванчике спать кладут, чтобы не страшно было. Милочка улеглась на тахту и заложила руки за голову. И сразу услышала тишину — тихо, тихо вокруг. Жужжит какая-то муха. Хорошо тут, а у нее! И так ей себя жалко стало, что она заплакала. Поплакала и заснула. Крепко-крепко. Устала она. Пора отдохнуть, пусть поспит.
Наталья Петровна с Павлом Антоновичем сидели на крыльце и потихоньку разговаривали. Наталья Петровна тревожилась.
— Говорил я тебе, не надо ехать. Видишь, прав оказался. Рано нам, родителям, хлопотать. Пусть Милочка сама все хорошенько обдумает и решит. Может, она на попятную пошла. А сказать неудобно. Мы не будем к ней в душу лезть, правда ведь? — тихонько втолковывал он жене. — Ты знаешь, она у нас не строптивая. А если бы и строптивая была, тоже хорошо, ее право. Женщина на свои плечи больше тягот принимает, ей и решать, с кем на жизненную дорогу выходить.
Помолчал и прибавил:
— Тебе же он с самого начала не понравился.
— Не понравился, — кивнула Наталья Петровна и положила сыроежку к белым грибам.
— Так чего тебе огорчаться, если у них наперекосяк пошло? — спросил Павел Антонович и вытащил бордовую шляпку, затесавшуюся между коричневых крепышей. — Бывает, по случайности кто-то не в свою миску попадет, а потом все опять по местам распределятся.
— Сыроежки кипятком залей, — распорядилась Наталья Петровна, — а я пойду грибным кулешом займусь.
Жизнь в деревне от еды до еды идет, как еще Александр Сергеевич Пушкин заметил. Поел, поглядел, где солнышко стоит, и дальше живи, тихо, мирно, не торопясь. Как цветок живет, как дерево. Все вокруг растет незаметно, и в тебе незаметно прибывают душевные силы. Физических сил немало тратится на поддержание жизни на своих шести сотках, а вот душевных растрат тут не бывает. Всему ты тут полновластный хозяин, что хочешь, перекраиваешь, что хочешь, поддерживаешь. Захотел — посадил, надоело — выкопал. Земля пластичная. Растения жизнестойкие. И все обозримо, не мучительно. Каждому по силам такой пятачок обработать, к себе приспособить, по своему вкусу обжить.
С такими мыслями Павел Антонович, запарив сыроежки, которые потом захрустят среди мягких подберезовиков в жаренке, отправился обрезать шиповник. Вот уж кто надоел! Так на дорожку и лезет, так и колется! Зато и цветет пышным цветом, и пчелами гудит. Но гудели не только пчелы, загудела машина, засигналила, что тоже хочет к ним на участок, а тут Милочкина стоит.
Милочка тут же из окна выглянула — неужели приехал? Такси взял от станции и прикатил? Но увидела незнакомых — невысокого крепыша и маленькую стройную женщину. Кто же это? Догадалась по Иринкиному радостному визгу, что родители дочку навестить приехали, Миша с Лялей. Вот и хорошо, наконец познакомится. Она много о них слышала.
Миша тут же предложил Павлу Антоновичу помощь — может, этот шиповник надоедный вообще выкопать? Пересадят его за забор, — чем не сторож? — и дело с концом. Шиповник в любое время года можно пересаживать.
— А ты откуда знаешь? — улыбнулся Павел Антонович. — У тебя же никогда участка не было. Или был?
— Я сметливый, — похвастался Миша. — Ну, за что браться? Руки чешутся.
— Ты почеши, и пошли змея пускать! — подскочила Иринка. — Пошли, а?
— После обеда пойдем, — пообещал Павел Антонович, — а то на нас хозяйка рассердится. У нее уже кулеш грибной на подходе.