Начинаем жить
Шрифт:
И вдруг — мещанка! У них в доме не было отзыва оскорбительнее.
Конечно, дело было вовсе не в том, мещанка Милочка или нет, а в том, что он снова не угодил маме, что она не одобрила его выбор, а это сулило впереди недоброжелательство, враждебность, шпильки, подводные течения, которых он органически не выносил. А не жениться он не мог. Как можно на Милочке не жениться?
Удар от мамы был третьей неожиданностью. Он просто понять не мог, чего же ей еще нужно! Теперь он злился на нее. И тем ласковее с ней разговаривал, не желая себе новых
Из-за мамочкиных слов их с Милочкой заботы о будущем окрасились в сумрачные тона. В волнах штор, среди островов резиновых ковриков для ванной и туалета он слышал осуждающий материнский голос. Чувствовал неодобрительный мамин взгляд. Материнское слово весомо. Даже сказанное вскользь, оно оставляет глубокий след. И сразу тогда мрачнел, раздражался, смотрел по сторонам, потом на часы, торопя невесту покончить с досадными хлопотами.
Милочку его недовольство ничуть не смущало. Она улыбалась со снисхождением к детскому нетерпению и продолжала перебирать и щупать шелковистые ткани, разглядывать коврики, полочки, зеркала, что-то замерять и что-то записывать.
— Лучше сделать один раз как следует, чем много раз кое-как, — повторяла она, глядя на него прекрасными серыми глазами.
Серые глаза, пышные каштановые с рыжиной волосы, белая кожа и несколько веснушек — удивительно ли, что на Милочку заглядывались? Он и сам заглядывался и не мог наглядеться. Но после материнского неодобрения жилось ему неспокойно. Как же ему было нужно ее одобрение. А она? Он просил, настаивал, рассказывая, как прекрасно они заживут втроем. Но мать не уступила. Отгородилась и не пожелала услышать сына.
Кстати, как там она? Может, отдохнет и смягчится? Или опять зазвенит в голосе обида? Дима нашарил на полу мобильник и набрал номер. Он часто звонил ей, чтобы она не копила недовольства против Милочки — мол, отобрала сына, он о матери и думать забыл. Мамуля оценит, что в субботний день он звонит так рано. Значит, живет по-прежнему мыслью о ней. Ох уж эти мысли! Знала бы, какие эти мысли, пожелала бы, чтобы он позабыл о ней побыстрее! Алло! Ау! Голос веселый, собирается идти на пляж. Идет пораньше, пока солнце нежаркое. Поцелуй, поцелуй — и расстались. Ну вот и славно. А где там Милочка? По квартире поплыл запах кофе. Диме стало весело. Позавтракать он не прочь. У них дома по утрам тоже всегда пахло кофе.
Дима заглянул на кухню. Длинноногая Милочка в белых шортиках и красной майке резала, напевая, салат. Он подошел и поцеловал ее.
Они допивали кофе, когда запиликал Димин мобильник, и он, хрустя поджаристым тостом, поднес трубку к уху.
— Димыч, ты свободен? — спросил Валерка.
— Не особенно, — обтекаемо ответил Дима, — а что?
— Мне нужно три тысячи долларов. Срочно. Проблема?
— Не проблема, — тут же отозвался Дима. Деньги были, они же с Милой собирались всякое барахло покупать, значит, купят меньше. — Заедешь или подвезти?
— Ты дома?
— У
— Я подъеду, ты спустишься.
Валера с Милой не очень-то. Но Диму их взаимная неприязнь даже грела. Конкурирующие фирмы, а конкурируют из-за него, Димы. Нормально.
— Кто звонил? — тут же поинтересовалась Милочка. Она уже мыла посуду, чего никогда сразу после завтрака не делала Димина мама. Она вообще посуду мыла редко, а еще реже готовила. Грязных рубашек мама терпеть не могла. Дима носил их в прачечную, или мама покупала ему новые. А носки стирал он сам, и мама говорила, что это ее подарок будущей невестке.
— Валерка. Я сейчас ему деньги вынесу.
— Какие деньги? — Брови Милочки поползли вверх.
— Он в долг попросил.
— И много?
— Я что, отчитываться должен? — внезапно вспылил Дима, потому что, конечно, должен был отчитываться. Ну, не отчитываться, а посоветоваться. Или хотя бы сообщить.
— Не отчитываться, а сказать, — твердо и спокойно ответила Мила. — Валера денег не отдает, и я должна знать, сколько мы ему жертвуем.
Мы жертвуем! Ну и ну! Такого он не ждал. Валера — друг детства, и вообще это их мужские дела! Он никому не позволит вмешиваться в мужскую дружбу.
— Я сам разберусь, ясно?
— Но ты же будешь брать деньги из общей кассы? Из тех, что мы на совместную жизнь отложили? Или у тебя есть подкожные?
Да нет, подкожных у него не было. Он получал, конечно, немало. И за это спасибо мамочке: она его пристроила в хорошее место. Но брать придется из общих, так что, конечно, нужно было сразу сказать. И он разозлился еще больше, потому что, если честно, деньги немалые, и у Валерки и вправду в последнее время туговато с финансами, так что надеяться в ближайшее время на отдачу нечего.
— Три тыщи зеленых, — как можно беспечнее сказал он.
Брови Милочки опять поползли вверх.
— Я бы накануне свадьбы тыщами не разбрасывалась, — сухо сказала она.
— Ну, отменим свадьбу, сэкономим, — предложил он добродушно.
Опыта ссор у них еще не было. Предстояло выяснить, как они будут ссориться — угнетая друг друга молчанием, язвя насмешками или доказывая каждый свою правду отчаянным криком?
— Хорошо, не будем устраивать свадьбу, — так же сухо согласилась Милочка и пошла к раковине домывать посуду.
Дима отправился в спальню за деньгами, отсчитал, сколько надо Валерке, остались пустяки какие-то, но ничего, управятся, скоро зарплата.
Все обошлось даже лучше, чем он ожидал. Что ни говори, а у Милочки золотой характер, и совсем она не мещанка, просто хозяйственная и о нем заботится. Хлопотунья. Он с благодарностью потянулся к ней с поцелуем, и Милочка суховато, но поцеловала его в ответ.
— Вернусь — и двинем на дачу, — пообещал он даже с каким-то воодушевлением, хотя все последние дни при одной только мысли о предстоящей поездке на дачу настроение у него портилось, и он начинал капризничать и привередничать.