Национальность – одессит
Шрифт:
Недели через три пришло письмо от Ирины, что чек получили и обналичили, что благодарны и рады… После этого сестры обменялись еще несколькими письмами. В последнем старшая сообщила, что сын выедет после двадцать пятого июля, когда я буду на каникулах. Мы ждали его дня через два-три, максимум четыре после этой даты. Телеграмма пришла тридцать первого июля из Любляны, главного города Дравской бановины (губернии) недавно образованного Королевства сербов, хорватов и словенцев.
Первого августа был праздник образования Швейцарской конфедерации, который отмечается во всех кантонах. В девять часов утра, о чем предупредили все местные газеты, над городом
На следующее утро я заправил полные баки горючим и полетел в Любляну, которая значилась Лайбахом в купленном мной в Дижоне, французском атласе для летчиков с нанесенными на карты аэродромами Европы, Северной Африки и Ближнего Востока, известными составителям. Судя по карте, преодолеть надо было шестьсот пятьдесят километров — почти пять часов лёта. Благо день был солнечный, на высоте три тысячи метров теплый и с легким боковым южным ветром. Внизу проплывали серо-коричневые горы и голубые озера, потом пошли холмы, покрытые зелеными лесами, желтые, убранные поля, голубые реки и озера и населенные пункты, маленькие, средние, большие… Где-то вдалеке справа ненадолго показалось сине-зеленое море. Или в этом месте небо прислонялось к лесу.
Через пять часов я начал от скуки перекачивать топливо из запасного бака в главный, хотя мог поручить сделать это на стоянке мотористам, заплатив пару франков. Любляну узнал по замку на высоком холме. Было заметно, что заброшен, разрушается. Рядом с холмом каменные дома с красно-коричневыми крышами. Аэродром был возле противоположной окраины — длинный луг с желто-зеленой травой, в одной части которого паслось стадо буро-белых коров. Аэропланов не увидел. Вышка деревянная. Судя по отсутствию флагов, на ней никого не было. Рядом три деревянных здания, одно небольшое квадратное и два прямоугольных длинных, наверное, ангары. Я не стал делать круг, сообщать о желании приземлиться, сразу зашел на посадку. Приземлился плавно, подкатил почти до прямоугольного домика, из которого вышел заспанный мужчина лет двадцати восьми, одетый в рыже-коричневый комбинезон и в кожаные шлепанцы на босу ногу. Широкорото зевнув, он подергал правой рукой округлую бороду, будто не мог поверить, что приземлившийся аэроплан не приснился ему.
— Добрый день! — поздоровался я, поменяв шлем на шляпу и выпрыгнув из аэроплана.
Это приветствие на всех славянских языках звучит похоже, не перепутаешь.
— Добэр дан! — ответил он.
— Оставлю аэроплан на пару часов. Присмотришь? Я заплачу по франку за каждый час, — медленно произнося слова, чтобы собеседник понял, сказал я.
— Конечно, не беспокойтесь, пан, — согласился он на словенском.
— Не подскажешь, где поймать извозчика и где гостиница «Старый Тишер»? — спросил я.
— Там, — показал он рукой, — на перекрестке возле таверны стоят извозчики, а «Старый Тишер» за мостом Змия, возле железнодорожного вокзала.
Двуместная пролетка была с обтянутым черной, потрескавшейся кожей сиденьем и извозчик казался помолодевшим братом Павлина.
Я сказал, куда мне надо, и предложил:
— Заплачу серебряный швейцарский франк или остановимся возле какого-нибудь банка, поменяю на австрийские кроны. Или какая у вас сейчас
— Говорят, скоро динар выпустят, но пока кронами расплачиваемся, — сообщил извозчик. — Серебро возьму любое. Садитесь, пан,
Мост Змея оказался каменным с двумя позеленевшими бронзовыми драконами по обе стороны на каждом конце. За ним начиналась центральная часть города. Мы миновали ее, выехали почти к противоположной окраине. Там на тихой улочке располагалось одноэтажное каменное здание с вывеской «Старый Тишер». Я бы в этой жизни в таком не остановился, поэтому решил, что, наверное, ошибся, и попросил извозчика подождать.
— Постою здесь. Клиентов все равно нет, — заверил словенский вариант Павлина.
В небольшую комнатку, которую язык не поворачивался назвать фойе, с деревянной стойкой метровой длины и высоты, расположенной у правой стены, свет попадал через узкое окно. Был еще керосиновый фонарь на полке, прибитой к стене, но сейчас не горел. Дальше уходил полутемный узкий коридор с дверьми по обе стороны. Несмотря на дверной колокольчик, прозвеневший довольно громко, никто не появился. Я увидел на стойке еще один, так сказать, ударного действия, и дважды приложился к нему кулаком.
— Иду-иду, чего трезвонить! — послышался сердитый женский голос из дальнего конца коридора.
Дама была полной, с объемными сиськами, нависающими над верхним краем темно-красного передника, надетого поверх зелененького платья с желтыми цветочками и рукавами до локтя. Черные волнистые волосы зачесаны наверх и завязаны красно-синим платком, напоминающим чалму. Она посмотрела на меня удивленно. В ее курятник такие важные птицы не залетают.
— У вас живет мой племянник Антиохин? — спросил я.
— О-о, не обманул, паршивец! — радостно выдала она. — Я думала, врет, что скоро богатый дядя из Швейцарии пришлет чек!
— Сколько он задолжал? — спросил я.
— Одиннадцать крон. Это вместе с кормежкой, а то бы с голоду помер, — ответила она.
Я решил, что родители дали ему слишком мало денег, потратив большую часть на другие нужны: заграничный паспорт, одежду, чемодан…
Хозяйка поняла, о чем я думаю, и шепотом рассказала:
— На девицу промотал. Заявился с ней прямо с вокзала, сказал, что они женаты, но я сразу поняла, кто она такая, потребовала заплатить вперед за ночь. Утром она с его денежками фьють! Не стала выгонять его, поверила, что дядя поможет — и не ошиблась!
— Скажите ему, чтобы быстро собирался, — попросил ее, — а я предупрежу извозчика, чтобы не уезжал.
Племянника пришлось ждать минут пять. Он вымахал длиннее меня. Пошел в папу, скоро расползется вширь. Встретил бы на улице, не узнал. А я, видимо, не изменился.
— Здрасьте, дядь Саш! Я уж подумал, что не приедете, жду-жду… — быстро заговорил он, стараясь не встретиться со мной взглядом.
— Садись в извозчика, — приказал я и спросил у хозяйки «Старый Тишер»: — Швейцарскими франками возьмете или поменять на кроны?
— Возьму! — радостно согласилась она. — Кто его знает, что с этими кронами завтра будет, а швейцарские деньги всегда в цене.
Я дал ей три банкноты по пять франков. Видимо, раньше имела с ними дело, потому что не стала разглядывать, но почему-то зависла.
— Могу подвезти до банка, проверите, — предложил я.
— Нет, я никак не сосчитаю, сколько сдачи надо дать, — призналась она.
— Оставьте себе. За доброту, — сказал я и попрощался.
Племянник уже сидел в пролетке и с нетерпением поглядывал на меня.