Нацисты: Предостережение истории

Рис Лоуренс

Александр знал, что это означало, ибо немцы уже не раз прибегали к подобному приему в соседних селах. В этом районе партизаны заминировали многие дороги, а немцы использовали местных жителей в качестве живых миноискателей. (Подобный садизм не был чем-то необычным. Так, например, Курт фон Готтберг, обергруппенфюрер СС, который в 1943 году руководил операцией «Котбус» на восточной границе Белоруссии, докладывал, что «в ходе зачистки минных полей на минах подорвались от двух до трех тысяч местных жителей»²⁷.)

«У нас кровь стыла в жилах, мы превратились в жалкое подобие самих себя, – вспоминает Михайловский о своем опыте “общения” с немцами. – Мы брели вперед, как живые мертвецы, зная, что впереди ждут только безысходность и слезы». Перед ними возникла лишь одна серьезная дилемма: «Когда чутье подсказывало нам, что что-то не так, мы пытались как-то увильнуть от опасности. Но также

мы знали, что если бы кто-то из нас пропустил мину и на ней подорвался кто-то из немцев, идущих позади, нас все равно бы ждала смерть – ведь они тут же пристрелили бы всех на месте».

Немцы гнали их по пыльной дороге восемь часов, они прошли почти тридцать километров до соседнего села. Ужасу не было конца: «У нас во рту все пересохло, а из-за слез мы почти не разбирали дороги». Но им повезло. На этом отрезке пути не оказалось ни одной мины. А когда это суровое испытание подошло к концу, им опять повезло. Немцы собирались их расстрелять, но местные горячо и клятвенно уверяли армейского командира, что эти люди – не «бандиты», и тем самым спасли их жизни.

Разобраться в ходе рассуждений немецких солдат, которым приходилось бороться с партизанами, помогает рассказ Петера фон дер Гребена, начальника оперативного отдела штаба группы армий «Центр». Он признает, что партизаны «вели весьма успешную войну против нашего подкрепления. На железных дорогах, шоссе – повсюду они устраивали взрывы и нападали на походные колонны». Кроме того, он допускает, что поскольку его солдаты были обозлены, видя нападения на немецкие походные колоны, то «когда они захватывали село, поддерживавшее партизан, ручаюсь, их ярости не было предела. Думаю, они попросту расстреливали всех, кто попадался им на глаза».

Подтверждением такого поведения служит рассказ Карлхайнца Бенке, солдата 4-й моторизированной дивизии СС. Его подразделение наткнулось на два десятка немецких солдат из их части, которые, будучи раньше ранены в бою, были оставлены позади; теперь же они были убиты и обезображены советскими солдатами «самым зверским образом. Им отрезали уши и гениталии и выкололи глаза». И тогда командир подразделения отдал приказ расстрелять всех гражданских в округе, «включая женщин и детей», в качестве карательной меры. Бенке этот приказ казался «логичным и правильным», он и сам участвовал в последующем убийстве мирных жителей. Так, однажды примерно в четырехстах метрах от него по льду ехали сани; и он вместе с другими солдатами тут же открыл огонь и увидел, как трое местных выпали из саней: «Не знаю, были ли среди них дети, женщины… Очевидно сегодня на такое смотришь иначе. Но думаю, это был момент, который описать невозможно, и никто, кто не был этому свидетелем, не сможет этого, по-моему, понять».

Бенке признает, что его часть пришла в ярость, утолять которую стала в беспорядочных убийствах. И только через сутки, насладившись кровопролитием, они смогли взять себя в руки. Их безумство, которое Бенке (как и Петер фон дер Гребен) видит как своего рода оправдание зверств, на самом деле свидетельствует о противоположном – служит примером того, что в немецких частях практически исчезла дисциплина и они стали вести себя как обезумевшие бандиты.

Мы разыскали одно обличительное донесение, прочитанное и завизированное рукой Петера фон дер Гребена в бытность его начальником оперативного отдела штаба группы армий «Центр», о проведении немцами операции «Отто», направленной против партизан. В нем сообщается об убийстве около двух тысяч «партизан» и их «пособников», однако, согласно этому же донесению, при убитых обнаружилось лишь тридцать винтовок и горсть другого оружия. Но такое ужасающее несоответствие не удивляет его даже сегодня. «Послушайте, у партизан должно было быть необходимое оружие, иначе они бы ничего не смогли нам сделать», – настаивает он. А когда мы в ответ говорим герру фон дер Гребену, что, быть может, это свидетельствует о том, что немцы расстреляли местных жителей огульно, без разбора, он отвечает: «Не помню. Как я уже говорил, наши солдаты были в ярости. Да, я могу допустить, что они также убили несколько невинных людей. Но кто мог сказать, кто виноват, а кто – нет?» Когда мы все же настаиваем на более прямом ответе, он признает: «Да, если контрмеры сами по себе оказались чересчур жесткими, то думаю, их вполне можно расценивать, как неприятные, но необходимые меры для устрашения местного населения»²⁹.

Подобные несоответствия между количеством убитых «партизан» и оружия, обнаруженного при них, часто встречаются в статистике СС, которую вели немцы для оценки результатов собственных операций по борьбе с партизанами. Когда Гиммлера спросили, почему так получается, он ответил: «Вы, должно быть, не знаете, что эти бандиты специально избавляются от оружия, чтобы сойти за невинных

мирных жителей и избежать смерти». Неудивительно, что подобные жесткие меры не привели к уничтожению партизанского движения, и в 1943 году Верховное командование вермахта признало, что не может очистить оккупированные территории от этих «бандитов». Будет упрощением утверждать, что расистские убеждения нацистов были единственной причиной непомерной жестокости партизанской войны. Ряд других факторов также, несомненно, способствовал эскалации жестокости. Так, немаловажную роль сыграли огромные территории, которыми немцы вынуждены были управлять; упадок духа, ощущаемый многими немецкими солдатами в связи с тем, что война идет не так, как изначально задумывалось; безжалостность, с которой сталинские партизаны терроризировали местное население, убивали и увечили немецких пленных. Но справедливым будет утверждать, что немцы могли получить неплохие шансы справиться с партизанской угрозой, для чего им было необходимо сотрудничать с местным населением, но это сотрудничество сделали невозможным именно их расистские взгляды.

Легко сказать, что неудача в борьбе с партизанами – просто еще одна тактическая ошибка Гитлера. Многие придерживаются такой мысли: «если бы он сумел проявить гибкость и по-человечески относился к населению на оккупированных территориях, то партизанская война не приобрела бы такой размах». Но сама мысль о такой возможности полностью противоречит природе войны нацистов на восточных землях. Гитлер никогда бы не изменил расистской политики на оккупированных территориях. Расизм слишком глубоко укоренился в нем, фактически стал его сутью. Ни при каких обстоятельствах Гитлер не отказался бы от своего видения новой Германской империи. Действительно, в ходе войны он не только не отказался от своих убеждений, но и укрепился в них. Если политика отношения к жителям восточных земель как к «недочеловекам» терпела неудачу, то вину за эти неудачи он перекладывал на плечи своих подчиненных – этих «бесполезных, жалких трусов», которые политику гонений и преследований проводили в жизнь без достаточного рвения.

На фоне растущей партизанской угрозы Гитлер снова попытался одержать победу в войне на поле боя. Теперь немцы собирались продвинуться на юго-восток, стремясь провести кампанию, целью которой было место, малоизвестное в то время за пределами Советского Союза, – город под названием Сталинград.

Глава 7

Переломный момент

Тысяча девятьсот сорок второй на восточном фронте сделался годом перемен. Поначалу Красная Армия едва выстояла в обороне Москвы. Но к концу года, в битве под Сталинградом, советские войска поставили на колени могущественную германскую 6-ю армию.

В течение одного лишь года Советский Союз заставил немцев расплачиваться за изначально самонадеянный план «Барбаросса». В эти двенадцать месяцев страна успела стянуть к линии фронта большие резервы, пополнив ряды Красной Армии. Страна получила военную помощь от Великобритании и США, а также новые танки и артиллерийские орудия с советских заводов, наспех демонтированных ввиду немецкого наступления и восстановленных в глубоком тылу. 1942 год определенно стал удачным для Сталина и СССР. Неминуемо грядущая победа Советского Союза день ото дня становилась очевидна для всего мира.

Однако называть 1942 год победоносным было бы преждевременно. Ход событий показал, что, несмотря на всю иностранную помощь, на колоссальные человеческие ресурсы и чудовищные объемы производства советских заводов, Советский Союз все еще мог проиграть войну с немцами. И Сталину, и Красной Армии следовало изменить стратегию и тактику, поучиться у собственного врага.

В первые месяцы 1942 года Красная Армия, после успешной обороны Москвы, потерпела ряд неудач, и ответственность за ее неудачи лежала главным образом на Сталине. 5 января он объявил Ставке о новом плане военных действий, не менее опрометчивом и высокомерном по отношению к неприятелю, чем «молниеносный» план «Барбаросса» Гитлера. Вместо того, чтобы сосредоточить главные силы Красной Армии в едином «точечном» ударе по врагу, Сталин предложил общее наступление на всех фронтах. На севере советским войскам надлежало прорвать Ленинградскую блокаду, ближе к Москве следовало теснить группу армий «Центр», а еще южнее – противостоять немцам на Украине и в Крыму. В 1941 году, когда требовалось обороняться, Сталин оказался невежественным военачальником. А в начале 1942 года он обнаружил свою слабость как полководец, на противника наступающий. Жуков нашел в сталинском плане целый ряд просчетов и объявил об этом открыто. Николай Вознесенский, экономист, также указал на серьезнейшие трудности со снабжением войск, неизбежные в ходе столь безоглядной кампании, – однако его подняли на смех, назвав «перестраховщиком». Вопреки разумным возражениям Советская армия начала наступать.