Над Этной розовое небо
Шрифт:
— Ешь, настоящий джентльмен в жизни должен попробовать всё, кроме инцеста и фольклорных танцев!
Он засмеялся:
— Это ещё что за дребедень?
— Не знаю, прочитала когда-то на обложке «Эсквайра». О, смотри, вон за тем столиком Володя Кристовский, вон с девушкой в красном. Известный певец.
— Не знаю такого.
— Ну ещё бы…
— Скажи, ты ведь заранее знала про Грилло?
— А что знала?
— Что это для меня особенное вино. Это было эффектно.
— Откуда
— Отец тебе рассказал, мы с ним это обсуждали.
— Нет, мы с ним о твоих винах не говорили.
— Правда? Ты попала мне прямо сюда, — он похлопал себя по левой стороне груди, там, где должно было находиться его сердце.
Я пожала плечами, не ответила, и весёлость моя прошла, и тревога снова зашевелилась в сердце. Я смотрела на него, а он — на меня. По-прежнему иронично и по-хозяйски, но я чувствовала, что что-то меняется.
— Еда вкусная, молодцы грузины, хотя вино дрянь.
— Я предупреждала. Вообще, в Грузии сейчас виноделие на подъёме, говорят там много всего интересного происходит. Надо туда съездить.
— Только не сегодня. Сегодня по плану Москва.
За ужин заплатил Марко:
— Пусть для тебя это просто бизнес, но я не допущу, чтобы за меня платила девушка.
Мы вышли наружу. Жара спадала, было уже почти совсем темно. Позвонил отец, спросил, как дела, я коротко рассказала. Он сказал, что я молодец, что в принципе уже могу ехать домой и что он сегодня не приедет, останется в офисе.
Марко открыл передо мной заднюю дверь. Я села. Он обошёл машину и уселся за водителем. Поехали на Воробьёвы горы. Я рассказывала о Москве, а он внимательно слушал и не отрывал от меня взгляда.
— Извини, я не особенно знаю разные тусовочные места, здесь бы тебе, пожалуй, больше пригодилась Инга.
— Да я не любитель тусовочных мест. Лучше погуляем.
Сергей высадил нас у Храма Христа Спасителя, и мы пошли пешком по набережной, поднялись на Красную площадь, а оттуда дошли до Ритц-Карлтона.
Сейчас Марко был не такой, как вчера. Он не был самовлюблённым снобом или плейбоем. Он много рассказывал о работе, и я поняла, что кантина занимает почти всё его время. Вместе с тем я явственно ощущала уверенную силу, исходящую от него. И эта сила немного пугала и тревожила. Я чувствовала, что этот человек сделает всё, что захочет и всегда будет опираться только на своё желание. Внутри меня было какое-то щемящее чувство и страх перед тем, что может случиться и тогда начнётся что-то совершенно новое, что может изменить и меня саму. И, вместе с тем, я испытывала опасения, что ничего не случится и всё останется как раньше, без изменений…
— Ну что же, вот и отель, надеюсь, прогулка была не слишком утомительной для тебя.
— Устал неимоверно,
— Да уж, не просто нам приходится. Ладно, мне надо ехать, Сергея отпустили, придётся вызывать такси.
— Нет-нет, подожди, ты ещё не уезжаешь. Нам надо осмотреть Кремль с крыши отеля, там прекрасный вид.
— Н-е-е-т, — я покачала головой и улыбнулась. — Было здорово, но мне пора, я устала.
Его лицо мгновенно изменилось, стало твёрдым и непроницаемым.
— Ты пока не уезжаешь, пойдём, — сказал он и направился к двери.
Кровь отхлынула, сердце забилось, и я двинулась за ним туда, где случилось то, что случилось — мы пили шампанское, а потом занимались любовью…
13
Летим над Сицилией. Я вглядываюсь вниз, пытаясь отгадать, что меня там ждёт. Выжженая земля, расчерченная линиями дорог, курящаяся Этна, деревушки, чёрные поля, большие квадраты зелени, море, море, море. Жарит солнце. Ни облачка.
В аэропорту Катаньи суета и толкотня. Получаю багаж и выхожу в толпу. Так, где Фабио?
— Ли-и-за! Ли-и-за!
Улыбаюсь. Уже соскучилась по тому, как итальянцы произносят моё имя — сочно, проговаривая каждую букву, будто происходит что-то экстраординарное, будто я единственная Лиза на свете.
— Фабио, чао!
Он проталкивается ко мне, обнимает. Дважды прижимается щеками — чмок, чмок. Светится радостью.
— Лиза дальи окки блу! Привет, привет, моя красавица! Ну как ты? Голодная?
Берёт чемодан.
Он всегда элегантный и подтянутый — модные коричневые туфли, узкие светлые брюки, белая рубашка, ярко-голубой спортивный пиджак, на левой руке обручальное кольцо, на правой перстень с камнем. Ему за шестьдесят, сухощавый, улыбчивый, загорелый, густые волосы богато украшены сединой.
«Лиза дальи окки блу» значит голубоглазая Лиза. Эта песня Марио Тессуто из старого-престарого фильма когда-то была популярной. Когда папа впервые привёз меня сюда, он сказал: «Это Лиза». Фабио расцвёл: «Лиза дальи окки блу!» С тех пор так и повелось. Каждый раз, когда я приезжала Фабио называл меня голубоглазой Лизой.
Мы двигаемся к выходу. Он вдруг останавливается, отпускает чемодан, широко разводит руки:
— Твоих любимых канноли здесь больше нет, представляешь? Но ничего, Паола сама приготовила, они лучше, чем были здесь. Зачем они всё переделали? Не понимаю, — он одновременно поднимает руки и плечи. Итальянская экспрессия. За полгода я уже немного отвыкла.
Я кручу головой. Правда, почти все кафешки с аранчини, канноли, пиццей уступили место офисам проката авто. В них полно людей, очереди, суета.