Над Нейвой рекою идем эскадроном
Шрифт:
Комиссар Флегонт Кабаков провёл опрос свидетелей случившегося.
– Много они пакостей наделали людям. Сами не работали, пьянствовали, других с толку сбивали… Вот господа офицеры самых злостных и расстреляли, а тех, что за ними тянулись в Ирбит, для суда отправили, – рассказывал один из пожилых мужиков, собравшихся на площади.
– Но-но, ты не заговаривайся! – крикнул неожиданно откуда-то появившийся Трусов. – Я вас тут всех знаю!
И, обращаясь к Кабакову, кивнул на свидетеля:
– Этого не мешало бы в город отправить, там больше расскажет.
А
– О чём спорят мальцы? Ещё боя-то настоящего не видели.
Федорахин тоже усмехнулся и пошёл дальше. Возле дома богатеев Барышниковых стояли подводы. Ворота, окна, двери были распахнуты, из ворот что-то вытаскивали и укладывали. Подойдя ближе, он увидел подушки.
– Зачем? – спросил он хлопотавшую у подвод дочь комиссара Кабакова Юлию, сестру милосердия.
– Будет бой, ранят тебя – будет приятней лежать на перине, чем трястись в телеге, – состроив глазки, ответила гимназистка.
– А ты будешь за мной ухаживать, за тёмным деревенским несознательным элементом? – так же полушутя спросил Роман, и пошёл дальше.
– Если ты того заслужишь! – крикнула вдогонку девушка.
Нет, такие деревенскому парню были не по душе. Короткая юбка, голова не покрыта, а глазки так и стреляют. Ему уже который раз вспомнилась его Васса. Как бы увидеть её хотя бы издали… Но он гнал эти мысли прочь, к чему они? У неё теперь есть законный муж, который воюет с ним в одном полку против общего врага.
Усилием воли он вновь обратился к действительности. Другие богатые дома также были распахнуты. То и дело из них выходили красноармейцы, что-то вынося. Узнав двоих товарищей по конной разведке, которые несли граммофон, спросил:
– Куда вы тащите чужое добро, ребята?
– За расстрел наших конфискуем. Лозунг пролетариата, Федорахин: грабь награбленное, – ответил один из них.
«Этак можно всех, кто не пролетариат, под одну гребёнку», – подумал Роман, и ещё раз пожалел, что нет рядом дяди. Или, на худой конец, Серебрякова – с ним хотя бы можно было поспорить. Но тут же вспомнил Бучининых, и глаза его загорелись недобрым огнём.
Так, незаметно он дошёл до церкви, и, недолго думая, решил зайти. «Надо бы как-то причаститься, война всё-таки, а я человека убил». И молодой красноармеец, как был, с шашкой и с карабином за плечом, вошёл в храм.
Немолодой священник упёрся взглядом в его красную звезду на фуражке.
– Как ты посмел в храм с оружием в руках зайти? Выйди сейчас же, антихрист!
И Роман, покраснев, выбежал из церкви, как ошпаренный. Мимо проходил какой-то парень и, увидев Романа, ухмыльнулся:
– Вы
Это переполнило гневом расстроенную душу Романа, и он, выхватив из ножен шашку, замахнулся на крестьянина:
– Зарублю!
Парень сейчас же перемахнул через изгородь и исчез. В это время из переулка вынырнул Захар Малыгин:
– Федорахин, срочно в штаб!
«За церковь… – подумал он. – Ну и ладно, скажу, всё что думаю!»
– Трусов привёз хорошие вести из города! И провода для связи добыл. Второй батальон выступил во главе с самим Павловым, сейчас он стоит штабом где-то в Останино [23] . Коростелёв за пьянство смещён с должности командира, да и какая-то там заваруха – не то восстание, не то измена из-за него под Останино вышла, – рассказывал Малыгин Роману. – Прибыл связной и от Павлова, только кругом ехал, поэтому долго получилось. Теперь тебя хотят послать. Ты, говорят, дорогу должен знать через Куликовское болото, кто-то из командиров об этом у дяди Гордея узнал.
23
Деревня Останино располагается к северо-западу от Костино на р. Нейве.
В штабе, кроме командира и комиссара, Федорахин увидел незнакомого молоденького паренька.
– Вот к нам прибыл вестовой из первого батальона, от товарища Павлова, – объяснил Георгий Глухих. – Ихний штаб находится в Останино. Для согласования дальнейших действий отвезёте пакет и вручите товарищу Павлову лично. Кратчайшую дорогу туда ты знаешь. Обратно вернёшься через Невьянскую волость. Разведаешь заодно, что там делается. Едете втроём, ты назначаешься старшим группы. Выполняй!
В это время в дверях появился ещё один боец из их разведгруппы.
– Вот и ещё один явился! Всё, ребята, давайте. Вперёд! – повторил приказ командир.
И трое бойцов направились к коновязям. Паренёк представился Роману. Звали его Николай, и был он из шайтанских рабочих. Молча выехали из села.
– Ну давай, рассказывай, что там у вас случилось? – обратился Федорахин к своему новоявленному подчиненному.
– Вечером нормально выступили из города. В Синячихе командир бузить начал, а в Останино бой случился, сотни полторы от нас к белым отъехало. Во главе у них, говорят, какой-то местный стоит, Бучинин, что ли… – рассказывал Николай.
После упоминания о Бучинине Роман встрепенулся:
– А о Гошке Тюсове ты ничего не слыхал?
– Нет. Там четыреста человек было при выступлении, где всех знать будешь! – отвечал боец.
– А Бучинина Митька звали?
– Так вроде…
«Теперь-то я знаю, с кем воевать буду», – подумал Федорахин.
Солнце уже клонилось к закату, когда они выехали к Нейве близ Бучиной, родной деревни Романа. «Вот и дом родительский, надо бы заехать», – мелькнуло у него в голове, но сначала он направился к плескавшимся в воде детям. И сердце его радостно забилось – среди них он увидел сестру Лиду.