Над Нейвой рекою идем эскадроном
Шрифт:
Слово взял седой старец:
– Мы с вами православные! И не будем уподобляться супостату, дадим им сказать по последнему слову, и если порешим их умертвить, то сделаем это без мучений для них.
После чего сход снова зашумел, но уже более сдержанно. Большинством голосов решили слова им не давать:
– Хватит, наговорились! Расстрелять всех в тех же местах, где они совершали свои злодеяния.
Причём приговорённые должны были сами себе рыть могилу.
Вскоре их увели. После принятия новобранцев Казагранди решил дать отряду небольшой отдых, а заодно обучить азам военного искусства новичков, насколько позволяло время.
Третьего августа чуть свет в окно Обуховых громко и настойчиво постучали. Проснувшийся Обухов-старший поспешил открыть. Знал, что за его верную службу старой царской России новые власти вряд ли его простят. Даже младший сын, который теперь воюет у красных, не поможет… А, может, это он и вернулся?! Иван, старший сын, схватив привезённый ещё с фронта наган, встал за дверь. Если это ЧК, то живой он им не дастся!
Но это был анархист Колька Белоусов.
– Беда, Иван! ЧК арестовало Шубина! Орловскую тоже забрали. Васька Путилин в Ирбит к нашим подался, а меня за тобой послали, предупредить.
– Где прапорщик Плескачевский?
– Вчера мобилизован в Красную армию и с отрядом Пьентковского уже выступил на Реж [20] .
– А что с Суворовым?
– Не знаю! Будем тут разговоры разводить, так и освобождения Алапаевска не увидим, – уже вполоборота с порога сказал Белоусов и скрылся в сенях. Затем где-то на заднем дворе брякнула калитка.
Иван вышел на двор, отец без слов, поняв сына, вывел из конюшни гнедого, заседлал и, поцеловав на прощание, сказал:
20
Реж (ранее называвшийся Режевский завод) – город в Свердловской области в 83 км к северо-востоку от Екатеринбурга.
– Брата встретишь – не убивай его! Кровь в нём всё-таки наша, родная… прости!
– Не трону, батя, но нагайкой отхлещу.
И Иван, пришпорив коня, поскакал к поскотине.
В кабинет председателя чрезвычайки ввели арестованного Румянцева. Николай Павлович некоторое время рассматривал приведённого на допрос офицера.
– Плохо работает ваша разведка и контрразведка, господин Шубин, он же Румянцев. Ведь мы начали слежку за тобой, как только ты у нас появился. Что ты на это скажешь?
Допрашиваемый молчал.
– Положим, если тебя послали спасать князей… Так ваши же бандиты давно уже их умыкнули, – продолжил Говырин.
– Точнее, вы их сами уже давно, недели за две моего появления, уничтожили. Об этом известно…
Но офицер не успел договорить. Лицо Говырина исказилось злобой, и чекист рявкнул:
– Молчать! Говори, кем послан, с каким заданием? Фамилии офицеров, с которыми встречался в нашем городе?!
– Я тебе, красная сволочь, ничего не скажу! – с не меньшей злобой в голосе ответил арестованный.
– Мы тебя расстреляем, но умрёшь ты не героем, ведь ты глупо попался. Собственно, ты провалил всё ваше задуманное дело, попался в кутеже с бабой, в пьяном виде, что у нас занесено в протокол. Ведь это правда, не отрицаешь?
Румянцев молчал.
– Кто
– Кто был, тех уж нет, они далеко. Наверное, уже скоро будут здесь в числе тех, кто очистит от вас этот город.
– Зырянов, этого расстрелять на Ялунинском болоте! Сам лично это сделал бы, да жаль, ещё куча дел.
Арестованного увели.
– Орловскую сюда!
В кабинет, испуганно озираясь, вошёл молодой чекист и остановился, испуганно озираясь и переминаясь.
– Товарищ председатель, Орловская исчезла из-под стражи, словно ведьма через трубу вылетела…
– А может, её ангелы на небо унесли, товарищ комсомолец?! – и, повернувшись к двери, крикнул: – Смирнов! Этого расстрелять как предателя! И найти, достать из-под земли сбежавшую, опаснейшую контрреволюционерку!
Совершенно случайно оказавшийся в чрезвычайке комиссар Смирнов нехотя отправился исполнять приказ, взяв с собой ещё двух рядовых сотрудников и уводя с собой приговорённого к расстрелу чекиста.
16 августа вечером, когда стало темнеть, второй батальон построился на берегу Нейвы, и Георгий Глухих дал команду выступать. И батальон двинулся в ночную темноту, через мост, преодолевая подъём на гору Ялуниху [21] . А сзади ещё долго слышались напутственные крики провожающих.
«Никто меня не провожает! – с горечью подумал Роман. – Все друзья, родные в деревне и не подозревают, что, может, мне с ними воевать придётся. Серебряков рассказывал, что в деревнях Советы не поддерживают, крестьяне переходят на сторону белых… Несознательный элемент!»
21
Ялуниха – небольшая гора в городской черте Алапаевска.
Подумал, и тут же себя успокоил: «Ничего. Вот дядя уже который год родственников не видит, всё за революцию бьётся, где-то он сейчас?»
Между тем колонна вошла в лес, который сделал ночную темноту ещё темней. Федорахин тронул за плечо ехавшего рядом бывшего фронтовика из местных крестьян Захара Малыгина:
– Как думаешь, сколько мы таким шагом до деревни Ялунино проедем?
– К утру, наверное, будем. Тут если галопом проскакать, можно за час обернуться.
Словно в подтверждение их мыслей раздалась команда:
– Кавалерия, вперёд за командиром!
Вскоре, пока ещё не начало светать, они были уже на подъезде к крестьянским полям, которые начинались от самой поскотины, отделяя деревню от леса, и давали противнику хороший обзор. Останин остановил сотню километрах в трёх от края леса.
– Нужны десять добровольцев! Задача: обойти деревню, и, спешившись, зайти в неё со стороны реки. Если деревня свободна – три выстрела вверх, если занята – всем назад!
Захар с Романом сейчас же выехали вперёд. И вскоре десять всадников на рысях, двигаясь в объезд деревни, выехали к реке. Спешились. Возле коней оставили местного крестьянина, беспалого Савватея. У парня на одной руке не хватало пальцев, за что его так и прозвали. А девять человек под командованием крестьянина-лиханца, фронтовика, младшего унтер-офицера Александра Трусова двинулись к деревне. Медленно продвигаясь, стараясь не шуметь, подошли к крайним к реке избам.