Над Нейвой рекою идем эскадроном
Шрифт:
Но не успел он сделать и несколько шагов, как его окликнул женский голос:
– Господин солдат!
Роман обернулся. Перед ним стояла голубоглазая красивая горожанка.
– Я не господин.
– Ох! Извините, товарищ красноармеец, вы не проводите меня до моей квартиры по незнакомому городу. Я учительница Елена Орловская.
Федорахин как деревенский житель не жаловал вниманием городских девок, не понимая, каким образом эти изнеженные создания могут быть помощницами в хозяйстве. Нехотя он кивнул и пошёл с ней рядом.
– Вы,
– Не знаю. Скажут – пойдём, – ответил Роман.
– И вы будете стрелять в своих?
– Они тоже будут в нас стрелять.
– Как это всё ужасно! Ведь у меня там друг… – тихо сказала учительница.
– Офицер, наверное? – спросил Федорахин.
– Разве все офицеры плохие люди? Вот как те князья, которых содержали в той школе, на которую вы так долго смотрели…
– Я ничего не сказал о них плохого, просто они идут на наш город войной, а мы его защищаем.
Роман попытался разъяснить по-своему происходившие события, но давно уже чувствовал, что и сам многого не может понять. Ведь в отличие от дяди, Серебрякова и Швейцова он оказался в рядах красной армии из-за неудавшейся любви, злобы на обидчиков и, наконец, во имя собственного спасения от ответственности за содеянное. Прощаясь со своей спутницей и желая смягчить свои первые грубые ответы, он в смятении сознался:
– Знаете, Елена, я и сам не понимаю, что происходит. Если бы не девка, вряд ли я здесь оказался бы. И поверьте мне, я ничего не имею против вашего жениха.
– Дай Бог, чтобы вы прозрели, ведь вы ещё молоды, – сказала на прощание Орловская.
Зайдя в казармы третьего батальона, Роман не нашёл Фёдора, и передав записку одному из красноармейцев, отправился в свой батальон. На улице уже стемнело. Дорога в его казарму лежала через мост, соединяющий северную часть города с южной. Когда-то под этим мостом бурлила вода, а потом спустили плотину, от реки остался один ручеёк, а по дну пруда проложили железную дорогу. Через этот мост и пошёл молодой красноармеец. Далеко со стороны вокзала раздался гудок паровоза. Он повернул голову и, остановившись, несколько минут стоял, всматриваясь в ночную даль. Вдруг что-то твёрдое упёрлось ему в спину.
– Ну что, поджигатель, попался! – раздался торжествующий знакомый голос.
Роман обернулся и увидел стоявшую за спиной троицу: ухмыляющегося Митьку Бучинина, Тюсова с направленной на него винтовкой и ещё одного незнакомого красноармейца.
– Сейчас ты упадёшь на колени и попросишь прощения, которого ты не заслуживаешь, так как связался с красными. А затем сиганёшь вон туда под мост, а мы вдогонку выстрелим. Останешься живым – твоё счастье, а нет – не обессудь.
Федорахин стал молниеносно соображать, как выйти из сложившейся ситуации. Страха у него не было, это были его враги, и он их ненавидел за нанесённые обиды. Знал, что Митька вначале покуражится, а только потом приступит к исполнению своей угрозы, и поэтому он решил выиграть время, чтобы
– Митька, да ведь вы и сами красноармейцы!
– Но мы-то здесь долго не задержимся. Ну, давай…
Договорить он не успел. Краем глаза Роман увидел мелькнувшую в воздухе ногу, услышал вскрик Тюсова, и Митька, отлетев, упал навзничь. Третий попытался снять винтовку, но Федорахин уже достал наган и направил на него. Всё прояснилось: перед Романом стоял китаец в форме красноармейца:
– Это наша национальная борьба, у вас русских такой нет. А мы и без оружия так воевали. Но давай их в штаб доставим! – услышал Роман, удивившись такой чистой русской речи.
Вдвоём они обезоружили нападавших, связали им руки и доставили в штаб. Несмотря на поздний час, в штабе ещё было много народа. На шум появился командир первого батальона. Подошёл, слегка покачиваясь, глядя на всё окружающее замутнёнными глазами. Видно было, что командир изрядно принял на грудь:
– В чём дело, товарищи бойцы?
Митька первый крикнул, не давая опомниться Роману:
– Задержали поджигателя, а этот китаец вмешался и помог бандиту!
Коростелёв уставился на Романа непонимающими глазами.
– Врёт это кулачьё! Они хотели меня убить! Если бы не китаец… – начал было Роман.
– Товарищ Жень Фу Чен, так всё было? – перебил бывший вальцовщик Федорахина.
– Иду от товарища комиссара и вижу: карабин на парня наставили и вниз показывают, чтобы прыгал. Решил спасти, а там вы разберётесь, – почти без акцента спокойно объяснил китаец.
– Крестьяне?
Красноармейцы молча кивнули.
– Значит, ты поджёг их собственность, а они тебя поймали?
И вдруг Коростелёв, расстегнув кобуру, выхватил наган и перешёл на крик:
– Мелкий буржуазный элемент! Ваши мелкособственнические интересы уже вот у меня где! Расстрелять всех четверых, чтобы никому не было обидно! Мерзляков, ко мне!
Откуда-то моментально появился красноармеец с винтовкой и вопросительно взглянул на командира. Также на шум из штаба стали выходить люди. Появился Георгий Глухих вместе с комиссаром Павловым:
– Что здесь происходит? – обратился военный комиссар города к Коростелёву.
– Контру расстрелять приказываю, – качнувшись в сторону, ответил шайтанец.
– Да ты опять пьян! Иди, проспись! Этот боец был с нами под Нязепетровском, прекрасно проявил себя, из такой передряги выбрался! – показывая на Романа, рассказывал Глухих. – Кстати, племянник Василия Ивановича…
– У вас, видимо, между собой конфликт? – обратился Павлов к стоявшим перед ним крестьянам.
Все молчали. Роман, очумевший от происходящего, тоже безмолвствовал.
– Этого увезти спать! – кивнул комиссар на Коростелёва все тому же Мерзлякову, появившемуся на зов пьяницы, который только что собирался его использовать в карательных целях. – Этих развязать! Вы все из первого батальона?