Над океаном

Смирнов Владимир

Двенадцать молодых русских мужчин, затянутых в ремни, летели высоко над проливом, огибая континент по кратчайшей дуге. Они — шестеро в поврежденном самолете и эти двенадцать — никогда не видели и, скорее всего, никогда не увидят друг друга, но теперь они неуклонно летели навстречу друг другу.

Пара, находящаяся с рассвета в дальнем полете над Северной ледовой шапкой, развернулась, подчиняясь приказу, сюда, к югу, и летела теперь над Северной Атлантикой, с каждой минутой, каждым километром, прожженным страшной энергией воющих пришпоренных турбин, приближаясь к своим собратьям.

Оба штурмана пары уже прикинули

точку встречи; оба предупредили своих командиров, что топлива после встречи у них останется лишь строго на обратную дорогу — и даже, возможно, не хватит до родного аэродрома, и им придется либо садиться на первой подвернувшейся точке, либо дозаправляться. Но это ничего не меняло. В конце концов, если будет надо, и к ним пойдут такие же двенадцать и помогут. И они, приняв приказ, шли теперь сюда, повинуясь высокому, чистому долгу человеческого братства.

Вот когда замыкалась цепочка! Начавшись вчера вечером, она рассекла за одну лишь ночь половину планеты, коснулась на другой ее стороне идущих сквозь грозный океан мирных судов — и теперь замыкалась.

Далеко впереди горизонт закрывался словно кисеей. Кучеров напряженно всматривался туда, щуря слезящиеся от усталостного напряжения глаза; штурман виновато и грустно сказал:

— Вот и всё, командир. Циклон...

— Точка поворота? — резко осведомился Кучеров.

— Там.

— Где? Штурман!

Наушники вздохнули и тихо ответили:

— Командир, нам нужно натянуть еще хоть пару тысяч высоты. Надо перетянуть фронт циклона. Тогда и повернем — по солнцу.

— А иначе?

— Что — иначе? — неожиданно обозлился Машков. — Ты что, не понимаешь? Как я тебе определюсь в «молоке»? РЛС нет, связи нет, пеленгов нет — ни черта нет! Я не господь бог!

— Без эмоций, — быстро сказал Кучеров. — Ближе к делу.

— Уж куда ближе... Или дай хоть какой-нибудь маяк, или тяни вверх. Все.

— Оператор, мы сможем врубить станцию?

— А чего ж нет? Сможем. И взорвемся.

— Как, сразу?

— Почему сразу? Нет. Сначала загоримся. А может, и не загоримся.

— Та-ак... Радист!

— Слушаю, командир.

— Женька, слыхал? Нужен пеленг. Любой маяк.

— Нечем искать, командир.

— Оператор, сколько даешь радисту на связь?

— Н-ну... Минут пятнадцать. Даже десять. Больше... Да просто опасно больше! Я же не знаю толком, где коротит!

— Ясно. Слыхал, Щербак?

— Слыхал...

— Ищи. Поползай там по эфиру. Если кого словишь — выходи клером. Понял? Может, в воздухе кто поблизости.

— Кто ж может быть, кроме того фрайера, что отвалил...

— Молчать! — Кучеров перевел дыхание. — Экипаж... Мужики! Все всё поняли?

— Да поняли, командир, поняли. Свои люди, — отозвался Ломтадзе.

— Правильно. А потому каждый, кто не при деле, — сиди себе и сопи в две дырочки. Когда тонуть будем — всех разбужу. Щербак! Начать работу! Экипаж, слушай решение! Наставление требует после включения SOS-маяка встать в «коробочку» до подхода спасательных средств. Но нам ждать этих средств неоткуда и некогда. Следовательно, будем идти домой. До победного!

— И так понятно, — сумрачно отозвался Агеев. — Сколько до дому? В кэмэ?

— Штурман?

— Немногим больше полутора тысяч.

— Ох, мать твою... Какие тут действительно «средства»!

— Я мог бы приказать экипажу

покинуть корабль. Но запрещаю даже думать об этом. За-пре-щаю!

— Это понятно...

— Когда будем возле дома, сам прикажу катапультироваться — тому, кто мне не будет нужен для работы. Но не здесь!

— Ну, ясно же, ясно, командир! — почти раздраженно сказал Машков.

— Помощник, приготовиться к аварийному сливу топлива из первой группы.

— Командир?

— Что непонятно? Топлива у нас больше, чем нужно. И один двигатель. И нам нужна высота. Готов?

— Готов.

— Давай. Только первая группа баков. Открыть клапаны!

— Край открыт! Слив.

Вспыхнула сигнальная лампочка. За летящим в пустоте самолетом дымно потянулся, радужно переливаясь, сверкая, вспыхивая на солнце, пушистый длинный шлейф распыленного керосина. Тонна за тонной драгоценного топлива падали в океан, но, распыляясь в мощных потоках взвихренного воздуха, тонны керосина превращались в пыль, в дым, испарялись, даже не успев долететь до поверхности воды.

— Стоп! Хватит, а то оголодаем. Ну-с, а теперь посмотрим, кто кого...

Он плавно повел вперед правый РУД. Двигатель послушно загудел нотой выше и гуще. Турбина натужно ревела, разгоняя тяжелый для нее одной самолет. Кучеров, не спуская глаз с указателя скорости, ползущего непривычно медленно, терпеливо ждал. Еще десяток километров... Еще два. Три. Четыре... Скорость возрастала. Медленно, неуверенно — но все-таки возрастала.

Кучеров понимал, что решился на невозможное.

Да, Ту-16, пожалуй, надежнейшая в мире машина своего класса. Да, полет на одном двигателе предусмотрен самой конструкцией бомбардировщика. Да, в училищах даже учат летать на одном двигателе. Больше того: возможности Ту-16 позволяют даже набирать высоту, но с малых высот, на облегченной машине и до определенного, обусловленного конструкцией предела — а они уже и так идут на этом пределе! Набор же грозит потерей скорости и срывом, то есть опаснейшими последствиями...

Но сама ситуация — кем и где она предусмотрена?

Кучеров решил: «Пора!»

Он медленно, очень медленно двинул — не штурвал, нет! Он чуть-чуть, по пол-оборота, подворачивал штурвальчик триммера рулей высоты; стоп, хорошо. Теперь — закрылки. Вот так, на крохотные градусы, длинные широкие «уши» закрылков поползли из крыльев назад, загибаясь книзу и увеличивая подъемную силу крыла.

Шесть человек перестали дышать; огромный корабль, подрагивая, несся вперед в гуле до предела напрягшегося двигателя; три пары глаз вцепились в стрелки высотомеров; вот вздрогнул и качнулся назад указатель скорости. Но высота?

Чуткая стрелка высотомера вздрогнула, задрожала и осторожно двинулась по шкале. Сто метров. Двести. Триста...

Кучеров, не мигая, качнул обратно штурвальчик триммера: только не пережать! Еще сотня... Еще...

Ту-16 медленно, незаметно глазу, шел вверх, упорно набирая спасительный запас высоты. Что произойдет раньше — потеря скорости или предел высоты? Еще сотня — уже есть почти тысяча метров. Дальше, еще дальше...

Кучеров не смотрел на приближающийся фронт циклона. Он видел только медленно ползущую стрелку альтиметра, слышал только надсадный, почти жалобный, воющий рев перегруженного двигателя и не замечал, как он умоляюще беззвучно что-то шепчет сведенными губами.